ВьЮжная Америка

Что же до Луна-парка, то кроме каруселей меня интересуют и люди, на них катающиеся. Китийцев вообще-то никак не назовешь сорвиголовами, не скажешь о них, что они безрассудны и отчаянны. Они не козыряют фальшивой смелостью: если страшно, китиец так вам и скажет: «Страшно!» — и не ощутит никакого стыда или неловкости. Зачем, в самом деле, скрывать очевидное? Но в луна-парке я увидел и другую сторону этой медали: китийцы и, вероятно, почти все эквадорцы очень любят, когда их пугают. Им очень страшно, до коликов и мороза по спине, но именно от этого они получают огромное наслаждение. И жутко, и весело, и смешно, и интересно. Чем страшнее, тем больше хочется попробовать еще раз. Авантюризм? Несомненно, но в самом простом, в самом наивном его выражении.

Впрочем, возможно, я усложняю. Люди пришли повеселиться и за свои деньги хотят получить как можно больше удовольствий.

Еще я понял в Луна-парке, что «омовение головы» — массовая привычка. Ранее мне уже встречались индейцы с мокрыми головами. Обычно где-нибудь у раковины общественного туалета, перед зеркалом, они старательно смачивают пальцы и укладывают волосы. Ничего особенного. Но это лишь имитация омовения. На юге не просто укладывают волосы — их обильно орошают обеими руками. Черные волосы становятся лаковыми. За этим действием стоят не только суеверия, но и процедура обливания святой водой в храмах (не окропления, а именно обливания). Выходит, и здесь нашелся перепев между язычеством и католичеством. Так или иначе, но в углу Луна-парка стоял большой железный бочонок, к которому тоже выстроилась очередь, и найти молодого индейца или «темного» метиса с «неподмоченной» головой было практически невозможно во всем парке.

А еще мы съели по яблоку с глазурью, миль сукров штука. Слегка печеное яблоко насаживается на палочку, как эскимо, и обливается горячей густой глазурью алого или пурпурного цвета. Таких яблок на юге ежедневно съедают, наверное, тысяч сто.

И, только перекатавшись на всем, кроме совсем уж детских устройств и того вибрирующего диска, к которому не подойти, мы ушли из Луна-парка. Все остались довольны, и хотя вряд ли это можно было назвать праздником, но для нормального выходного дня развлечение получилось вполне сносным.

Мы остаемся?

Сегодня приходил хозяин локаля, который я арендую, со всей семьей приходил. Честно говоря, мне так и не удалось разобраться, чего они, собственно, хотели: в мой магазинчик ввалились господа Рэстрэпос всех возрастов и давай целоваться с Машей.

О, это еще один очень странный и в то же время лукавый обычай здешних мест — целоваться с девушками под видом приветствия. Ясно, что ни испанцы, ни тем более индейцы не являются изобретателями таких привет-поцелуев. Это вполне интернационально. Например, практически весь юг России так целуется. Целуются и в Европе, и в Америке. Но с одной оговоркой — целуются мужчины, приветствующие мужчин, и дамы, приветствующие дам. В этом нет, конечно, ничего аморального, разве что немного негигиенично. А вот чтобы парни целовали девок, вот тут увольте, такого я что-то нигде не встречал, только в Эквадоре.

Я давно предупредил Машу, что, мол, мы не местные и потому негоже нам подставлять свои щечки. Если уж никак не избежать поцелуя, то позволь, бог с ними, но сделай это с явной тенью отвращения, сморщь брезгливо носик — китийцы крайне горды, запомнят такую гримасу навсегда и больше лобызаться не сунутся.

Но как откажешь господам Рэстрэпос, их чисто детскому счастью быть знакомыми с кем бы вы думали? Нет, не может быть! С русскими? Вы шутите! Да-да, с русскими, из самой России! Семейство это живо напомнило мне чеховских персонажей и вообще конец девятнадцатого века, закат патриархальности, слезливую сентиментальность позднего российского ренессанса (как это неприятно читать в книгах того времени: «…он опустился на колено и горько зарыдал…»).

Возможно, господа Рэстрэпос — очень хорошие люди и весьма ценные в смысле общественной стабильности и прочее, но выдержать их счастье более сорока минут — пытка. Но в Эквадоре среди зажиточных семейств таких «рэстрэпос» наберется немало.

А вообще у меня очень интересная работа. Ко мне приходят люди, разговаривают, смотрят игры, а я смотрю на них. Привыкнув к моему присутствию, они быстро сбрасывают маски типа «я потомок великого инки» (а у многих такой маски и вовсе нет) и становятся обыкновенными людьми, которые, однако, так не похожи на русских. Не лицом, лицо — это не важно. Они не похожи всем, каждой своей клеткой и каждой своей мыслью. И тем более мне интересно следить за ними, изучать их.