За стендом с чипсами мы с Лесли увидели облокотившуюся на стойку краснощекую женщину. Женщина была тучной и одышливой; с заложенным носом, крупным лицом и высоким влажным лбом с обрывком салфетки. На ее глобусообразной груди, туго обтянутой подростковой красной футболкой, гордо лежал бейджик с надписью «До́рис» — и тоже с ярко обозначенным ударением на «о».
— Бо́рис и До́рис? — не поверил я. — Кто-то явно любит кинематограф[59]
, — обескураженно шепнул я Лесли.— Либо это вселенский сарказм, либо эти двое — парочка исключительно циничных агентов-троллей, — маниакальным шепотком ответил Лесли, голодно изучая До́рис. — Они или осторожные, или еще не решили, где в нас лучше дырки смотреться будут. Хи-хи…
Мы подошли ближе и вежливо улыбнулись. Точнее, улыбнулся я, тогда как Лесли несколько раз мелко клацнул зубами. До́рис лукаво закусила локон рыжеватых волос и опустила руку под стойку, словно решив подтянуть нижнее белье. Послышался едва заметный щелчок, характерный для взвода оружия. Лесли выразительно посмотрел на меня и успокаивающе погладил под обвисшим плащом свои «HK MP5».
— Неприятность какая, путники? — наконец простуженно спросила До́рис, не прекращая жевать обслюнявленный кончик волос.
— Спасибо, болезная, — поблагодарил я До́рис за вопрос, с замиранием сердца расстегивая чехол с «АК-12». — Сами мы не местные: калики мы перехожие — три щепочки сложены да сопельки вложены. Избегаем немотивированной агрессии и не отказываем себе по случаю в
«Божья роса мне в глаза! Зачем я это сказал?! А если она мне сейчас в рожу пальнет из того, что у нее там припрятано?!» — в ужасе подумал я следом.
Однако До́рис лишь остекленело перевела взгляд на Лесли. Лесли противно хихикнут и хлопнул рукой по стойке. В ореоле, что остался после его потной ладошки, лежали три голубоватых алмаза, покалывая своим блеском глаза.
— Дело мировой важности, сами понимаете, — многозначительно произнес Лесли, отступая на шаг. — Поставьте наш грузовичок обратно на колеса — и получите еще столько же сверху к пенсии. Вы же в полной мере освоили свою
До́рис на мгновение стала похожа на сваренную розоватую жабу, а затем она небрежным взмахом толстых пальцев скинула алмазы на пол.
— Бо́рис! — гаркнула она в приоткрытую створку окна, не убирая руку из-под стойки. — Надо помочь ребяткам отправиться туда, куда они так спешат!
В груди у меня противно екнуло, когда я увидел, как после слов До́рис височные жилки у всех взбухли, а лица стали злыми — даже у дубоватого Фуза снаружи.
Вдруг раздался развеселый автомобильный гудок, и из темноты к автосервису залихватски подъехал розовый кадиллак с нарисованной мордой знаменитой Розовой Пантеры. Из машины вышли пожилые, спортивно одетые мужчина и женщина — невысокие азиаты, чьи лица были похожи на обветренное печенье с маком. Они кивнули Фузу и Козетте и строго посмотрели на Бо́риса, начавшего выкатывать из гаража домкрат для грузовых машин, на котором почему-то лежал тесак для разделки мяса.
Через миг пожилая пара вошла в автосервис, и Лесли гаденько потер руки.
— Мы закрыты-закрыты, слепые вы бестолочи! — торопливо рявкнула До́рис на вошедших. — А еще мы закоренелые расисты, ненавидящие быстрорастворимую лапшу и осуждающие правительство вашей исторической родины!
— «Отвали, толстая лошадь, пока ружье под стойкой тебе ногу не отстрелило!» — по-китайски сказал ей азиат с вежливым поклоном. — Меня зовут Брю Ли.
— А я — Юс Ли, — представилась спутница Брю Ли. — Мы коренные жители США. Тоже считаем быстрорастворимую лапшу переоцененной. А еще нам нужны вода и ориентир, чтобы выехать на шоссе. — Затем она по-китайски добавила: — «Я из тебя сделаю „тофу ма по“ и накормлю им своего мужа, а победой над тобой — свою великую страну!»
Мы с Лесли благоразумно подались в сторонку.
— Господи, а разве коренные жители США не индейцы? — И я нервно заглянул в чехол с автоматом.
— Зато вместе эти двое — Брюс Ли! Хи! — расплылся в маниакальной улыбке Лесли.
— Так, сперва — выметаетесь отсюда, а затем через три километра… — начала было раздраженная До́рис.
Внезапно послышался еще один автомобильный гудок, и из сгущавшееся темноты выскочил желтый кабриолет с откинутым верхом. На заднем сиденье машины озорно вопили две белокурые девушки, поливая друг друга шампанским; сидевший за рулем такой же белокурый парень со смехом кидал в них оливки. Они припарковались рядом с кадиллаком, быстро сделали селфи с Розовой Пантерой и, пошатываясь, обнялись. Все трое выглядели так, словно их только что выдуло с какого-то пляжа, на котором сжигали деньги, одежду и чувство стыда.
— Мажоры какие-то, да? — громко предположил я, пытаясь разогнать исходившее от присутствующих хладнокровие.
Мне никто не ответил, а Юс Ли со скромной улыбкой приложила палец к губам.
— И то верно: молчание — знак согласия, — флегматично заключил я, неуютно поежившись. — Да и в открытый рот муха не залетит…