Виват, гардемарины!

Возбужденная Иоганна, герцогиня Ангальт-Цербстская, стояла в прихожей перед зеркалом уже в шубе, надевая шляпу — ей не нравилось, как она сидит, и это очень злило герцогиню. За спиной маячил супруг-генерал.

— Моя дражайшая супруга, — церемонно увещевал он ее, — почему вы настаиваете, чтобы я не сопровождал вас? Поймите, это же просто неприлично.

— Это прилично. В рекомендации Фридриха ясно сказано — вдвоем с дочерью. Он понимает: если едет вся семья, то это официальный визит, что подозрительно. А так — две путешествующие дамы…

— Но ведь это опасно. По дорогам шатается столько швали! Если вы не хотите взять меня, то почему отказываетесь от помощи наших пленников, этих русских офицеров?

— Потому что мы едем тайно, под чужими фамилиями… черт подери! — Она справилась наконец со шляпой. — Нам не нужен эскорт! Зачем привлекать к себе внимание?

— Но как вы объясните в Петербурге их пленение? — воскликнул герцог, переходя к своему главному вопросу.

— Господи, да кто этим будет интересоваться? — Иоганна с трудом сдерживалась. — Оплошность слуг!

Она неожиданно поставила ногу на стул и задрала юбку. Обнаружилась сумка с пуговицей, прикрепленная к поясу нижней юбки.

— Письма! — потребовала Иоганна у мужа и стала складывать протянутые им бумаги в сумку, продолжая между тем разговор. — Эти мальчишки могли перепиться, наскандалить, попасть под стражу, завязнуть у девок, наконец. Возможностей более чем достаточно. Мне поверят — не им! — Пуговица была застегнута. — И не мучьте меня этими пустяками! — Она топнула ногой и вильнула бедрами, оправляя юбки, затем уверенным мужским жестом сунула за пояс пистолет. — Мы накануне таких событий! Продержите этих офицеров три дня… лучше пять. Эти пять дней мне необходимы. Ну что вы на меня уставились?

Герцог восхищенно смотрел на супругу.

— Женский ум такой изворотливый! Воистину…

— Давайте прощаться. Фике!

Фике уже стояла перед отцом, в беличьей шубке и в капоре, вся ее фигура выражала нетерпение.

— Дочь моя! Тебе придется жить в России, где правят цари, — начал он торжественно. — Тебе будет трудно. Поэтому прежде всего молись Богу! — Он перевел дыхание. — И помни: ты лютеранка. Достанет ли в твоем хрупком теле сил, чтобы исполнять заветы святой лютеранской церкви? Но ты дочь солдата…

На глазах герцога выступили слезы, он несколько раз перекрестил дочь.

Фике стояла растроганная.

— Я выполню ваши заветы, отец…

— Помни, всегда помни: ты немка!

— Этому ее можно не учить! — встряла герцогиня. — Фике умная девочка. Обними отца, нам пора ехать! Не раскисай. Карл…

Герцогиня, как куклу, повернула дочь к отцу и, едва они трогательно обнялись, оторвала девочку от герцога и повела к выходу.

Саша и Алеша продолжали через окно следить за происходящим. Они видели, как из дома вышли три женские фигуры, быстро сели в карету.

Герцогиня крикнула кучеру:

— Гони! К ночи мы должны быть в Потсдаме!

Карета, сопровождаемая огромными псами, выехала со двора.

— Что будем делать, гардемарины? — по привычке воскликнул Саша, обшаривая комнату взглядом.

Алеша безнадежно пожал плечами.

Саша меж тем заглянул в дымоход камина, проверил оконные решетки, попытался выломать дверь. Бесполезно!

Раздался знакомый скрежет железа. Лязгнул засов, и из люка поднялся стол. Только на этот раз на нем были большой фаянсовый кувшин с водой, таз и два полотенца.

— Аккуратная нация! — с усмешкой сказал Саша и нагнулся над тазом. — Полей мне.

Но как только Алеша взял кувшин, стол дернулся и пошел вниз.

Друзья переглянулись и поняли друг друга без слов. Саша смахнул туалетные принадлежности на пол и улегся на столешнице. Алеша разместился рядом.

Стол медленно опускался.

Минуя уровень пола, они увидели отточенный край металлической заслонки. Оба повернули головы набок, прижались к столешнице щеками, распластались на ней.

Заслонка, как гильотина, скользнула у них над головами и увлекла за собой Сашин шарф, пригвоздив его к потолочной балке.

Внизу была кухня: пылал огонь в печи, на плите булькал суп в большой кастрюле, на необъятной сковороде жарилось мясо.

У стены, задрав голову вверх, стояли двое мужчин в подштанниках, голые по пояс и в поварских колпаках. В руках у них были большие жерди. Увидев незнакомцев, один из поваров тут же бросился на них.

Саша без труда перехватил жердь и прижал ею повара к стене.

Потревоженная шумом, из-за занавески вышла полураздетая дородная немка. Она позевывала, почесывалась — и вдруг замерла, открыв рот, потом завопила, как безумная, и бросилась прочь.

Воспользовавшись замешательством, второй повар выскользнул из кухни.

На пороге две огромные собаки жрали выброшенную требуху. При виде непрошеных гостей они подняли окровавленные морды, ощетинились, зарычали.

— Алешка, сюда! — Саша вскочил на стол.

Мощный пес с измаранной кровью мордой в два прыжка догнал Алешу и сбил с ног.

Второй пес пытался схватить Сашу за ноги. Тот вертелся волчком, отбиваясь шпагой. Другой рукой он выхватил из-за пояса пистолет и, выбрав момент, выстрелил. Раненая собака заскулила и поползла в сторону. Саша спрыгнул со стола и поспешил на помощь другу.