Вивьен Ли. Жизнь, рассказанная ею самой

По вечерам, и не только, в нашем доме много гостей, которые засиживаются допоздна, иногда до самого рассвета, мы подолгу беседуем, обсуждаем пьесы, роли, чьи-то успехи и неудачи. Ты стараешься избегать наших шумных компаний под видом усталости и большой занятости. Я понимаю, что устаешь и занят, но ведь не меньше заняты и остальные, Джон Гилгуд также ставит пьесы и играет, Кауард серьезно работает, многие друзья тоже… Но мы не против, потому что в твоем присутствии разговор должен идти только о твоих успехах и твоих проблемах, твоих планах и недостаточной оценке твоих способностей…

Знаешь, поняв, что ты все время мучаешься от того, что, как тебе кажется, тебя недостаточно ценят, я ужаснулась. Это же прямой путь к эмоциональному выгоранию! Одной выгоревшей на нашу семью достаточно. Два дня даже не могла писать, все думала, как бы объяснить тебе о синдроме эмоционального выгорания, о том, что не стоит придавать большого значения не всегда объективным отзывам критиков, тому, что не каждый «Оскар» твой, надо научиться радоваться, что у Гилгуда спектакли часто получаются более эмоциональными, и сам он играет прекрасно. Не может быть одна-единственная звезда, на небе их очень много, и ярких тоже.

Едва не завела с тобой этот разговор, но… Хорошо, что Бог миловал, ты приехал совсем не в духе, а на вопрос «что случилось?» только фыркнул:

– Невыносимо работать с идиотами, каждый из которых мнит себя талантом! Но тебя это не касается, отдыхай!

Я прикусила язычок, осознав, что едва не вызвала новый приступ твоей ярости. Нет, Ларри, тебе эмоциональное выгорание не грозит. Вернее, если оно и будет, то только от слишком большого подчинения своего эго отрицательным персонажам. Тебе наплевать на чью-то оценку, ты сам себе высший критик и судья, для тебя существует только собственная оценка.

Но ведь раньше ты переживал из-за провалов, я хорошо помню твои страдания из-за неудач. Как тебе удалось научиться не обращать внимания на нелицеприятную и даже нечестную, необъективную критику?

Спрашивать об этом прямо нельзя, ты решишь, что я на стороне критиков. Но мне удалось сокрушенно вздохнуть:

– Завидую твоему умению не мотать нервы из-за чьего-то идиотизма…

– Это удел сильных!

– Научи?

– Я сказал: это удел сильных. Не для тебя.

– Плохо быть слабой, любой может вывести из себя.

Тебя словно ветром сдуло из моей комнаты, объясняться со слабой и чему-то учить уже не намерен, прошли те времена, когда ты мог мне что-то внушать, объяснять свою позицию. Мы чужие, совсем чужие, и связывает нас только одно: мы не можем расстаться, не испортив собственный имидж окончательно, публика не простит столь быстрого расставания после столь долгого адюльтера.

Смешно, Ларри, мы, словно рабы на галерах, прикованы друг к другу и должны играть роли любящих супругов. Пока удается, только надолго ли и как выпутаться из этого положения? Поговорить бы откровенно, но я даже думать об этом боюсь, понимая, что ты легко вызовешь у меня новый приступ и последует очередное посещение клиники доктора Фрейденберга. Там больше нет Марион, помогать будет некому, и я просто погибну.

Удивительно, но я начинаю видеть себя и тебя словно со стороны, это помогает критически оценивать наше поведение. Как получилось, что мы загнали себя в столь глупое положение?

Когда все только начиналось, Освальд Фрюэн сказал мне со вздохом, что продлится наш союз лет десять, а то и всего лишь пять. Я фыркнула, потому что представить такой короткий срок для столь сильной любви, какая была у нас, невозможно. Тогда казалось, что у нас есть все, чтобы быть едиными оставшуюся долгую жизнь. Я верила, что Ли и Джилл поймут непреодолимость нашего чувства, дадут разводы – единственное, что могло нам помешать. А уж в остальном мы просто одно целое.

Фрюэн покачал головой:

– Вивьен, боюсь, что только тогда и начнется развал. Пока вы будете бороться за право стать мужем и женой, вы едины, но как только вы это право получите, развалится последняя сдерживающая сила.

– Не понимаю.

Я действительно не понимала.

– Ты слишком сильна и талантлива для Ларри. Ему нужно, чтобы жена была на шаг, на три позади во всем, чтобы смотрела в рот и восхищалась. Одна уже обожглась, неужели ты не поняла, почему стала неугодной Джилл?

Я не хотела обсуждать Джилл, считая, что она просто поставила свой театральный успех выше семейного счастья. Уж я-то этого не допущу!

– Но я смотрю и восхищаюсь, это не игра, Освальд, я действительно восхищаюсь Ларри. Ты не можешь отрицать, что он талантлив.

– Вивьен, я не отрицаю, Ларри – очень талантливый актер. Есть только два «но» – не мешало быть еще и талантливым человеком, чего не наблюдается. И второе – ты не менее талантлива, а потому легко если не выйдешь вперед, то встанешь с ним вровень. И тогда начнутся проблемы.