Я не собиралась не только драться с Ларри, но и вообще изображать равнодушие. Большего подарка моему сердечку Корда сделать не мог, но и худшего тоже. Наша влюбленность была не просто видна, она бросалась в глаза всей съемочной группе, в конце концов Корда был вынужден вызвать нас на «промывку мозгов».
– Я попросил бы вас держаться друг от друга подальше вне съемочной площадки. Не забывайте свои обязательства перед другими.
Алекс произносил жесткие упреки, а в его глазах читалось сочувствие. Мы не поверили упрекам, однако были вынуждены задуматься. Не все в жизни получается, как хочется.
Сразу после съемок Ларри уехал вместе с Джилл и Тарквинием на Капри, чтобы быть от меня подальше. Честное слово, тогда я нарочно не планировала следовать за ними, но где-то внутри эта хитрость уже замысливалась.
– А не поехать ли отдохнуть после трудных съемок в Италию?
Юристы не могут себе позволить просто так уехать в отпуск в любое время. Ли тоже не мог, зато смог Освальд Фрюэн. Он вызвался сопровождать меня в Рим и дальше. Даже я сама не знала, насколько будет это «дальше». Оливье позже не раз упрекал меня тем, что я якобы взяла его измором, приехав на Капри и появившись в отеле, где остановились они с Джилл.
Что ответить – что меня вела судьба? Что он мог бы просто презрительно усмехнуться, увидев меня в вестибюле отеля, и на этом все «преследование» закончилось бы? Что, в конце концов, и после этих нескольких дней, проведенных рядом под присмотром Джилл и Фрюэна, никто не заставлял Ларри звонить мне в Рим с сообщением, что он расстается с женой? Наверное, у них был резкий разговор, поскольку Ларри вдруг решился связать свою судьбу со мной, чего бы это ни стоило.
Вынудила ли я его на это? Нет, я просто сделала последнюю попытку, а уж Ларри предстояло решать, станет ли она последней в наших встречах или последней в его сомнениях. Я невольно продемонстрировала Оливье, что готова на безумные поступки, только чтобы побыть несколько дней рядом.
Джилл все увидела своими глазами и все поняла, Освальд Фрюэн тоже. Мы с Ларри могли сколько угодно делать вид, что соблюдаем правила приличия, нас выдавали блестящие глаза и готовность просто забыть о существовании своих семей. О чем думала я тогда? Могу совершенно точно сказать: ни о чем. Разве можно думать, когда верх берет сердце?
Но задуматься пришлось. Фрюэн вскользь бросил фразу:
– Как должен вести себя Ли?
Как? Я впервые задумалась над тем, как быть с мужем. Как поступила бы на его месте я, что сказала бы? Да, это удар, почти предательство, да, после стольких уступок, на которые он пошел ради меня, трудно ожидать понимания. К тому же есть Сюзанна… Но ведь Ли благороден, он, несомненно, поймет, что чувства, тем более столь сильные, как у нас с Ларри, не подвластны никаким доводам рассудка.
Мне казалось, что Ли будет печален, даже мрачен, даже обиженно-холоден, он не позволит поцеловать себя и в щеку, но, подумав, гордо произнесет:
– Что ж, очень жаль, но сердцу не прикажешь. Если ничего нельзя поделать, то я готов выполнить твою просьбу и дать развод.
Ли благороден, горд и добр одновременно, он не станет чинить препятствий только из чувства ревности или мести.
Кажется, мысленно я отрепетировала весь наш разговор, каждое слово за себя и за него. Ли Холман был в моем разговоре верхом благородства, а я верхом благодарного раскаяния.
Понимала ли я, что, по сути, предаю их с Сюзанной? Нет, никакого предательства, ведь я не уходила с другим ради какой-то выгоды, я влюбилась, выбрала Ларри по велению сердца. Это должна понять и Джилл, последующие поступки обманутых супругов представлялись мне исключительно благородными и обязательно в нашу с Ларри пользу.
И тут мне пришло в голову, что Ли вовсе не обязан быть столь терпимым, что он может воспринять мою влюбленность не как сердечный пыл, достойный одобрения, а как обыкновенный адюльтер! Ли может просто не согласиться на развод и будет прав! Как и Джилл, которая оставалась одна с ребенком!
Меня охватил ужас, расставание может вовсе не получиться красивым, более того, Ли, узнав об измене, добьется, чтобы моей ноги не было на сцене и в театре тоже, даже на премьеры не пустит и в кино запретит ходить! Да и Джилл не обязана входить в положение Ларри. Измена есть измена, по любви совершена или нет, обществу все равно, сколько ударов в секунду делает мое сердце при виде Ларри и сбивается ли его дыхание при виде меня. У меня муж и дочь, у него жена и ребенок, этим все сказано. Восторги и сердцебиение приберегите для съемочных площадок, в жизни нужно быть ответственными перед другими людьми.
Чем больше я размышляла, тем больше понимала, что благородства, какое бывает в книгах и фильмах, ждать не стоит. А я сама была бы действительно столь благородна? Нет, не на месте Ли, а на своем собственном? Как бы я повела себя, узнав, что супруг влюблен в другую и просит развод? Отпустила бы – это я могла сказать с чистым сердцем. Но в том-то и дело, что отпустила не из благородства, а просто потому, что давно тяготилась нашей семьей сама.