Вивьен Ли. Жизнь, рассказанная ею самой

Моя подруга говорит, что все дело в любви. Моя любовь никуда не делась, что бы ни происходило, я люблю и буду любить Ларри, а он меня?.. Не знаю… Но все изменилось, настоящей пары Вивьен – Ларри больше нет, есть только пара для всеобщего обозрения, зовется она Оливье – Ли и с первой имеет не так много общего, увы… Это игра, талантливая игра для всех, даже для друзей. Умные понимают, но никто не осуждает, за что я им благодарна.

Скарлетт

По пути в Рим у меня побывала Марион. Почитала записи и осталась не очень довольна, вернее, очень НЕдовольна!

– Если вы будете подробно описывать каждый чих своей кошки, то никогда не доберетесь до сути.

– А в чем суть?

– То, что написано, больше похоже на автобиографию. Вам нужен разбор причин, а не описание самих событий. Биографию можете продолжать писать, но для достижения результата, о котором мы говорили, этого мало. По крайней мере, вставьте ответы на вопросы, которые я набросаю.

В результате у меня несколько листов с вопросами или сентенциями. На вопросы нужно честно ответить (Марион сказала, что, если я не захочу, могу не показывать ответы), а с сентенциями либо согласиться, пояснив почему, либо сомневаться, тоже взвешивая все «за» и «против», либо категорически отвергнуть, доказав, что это не так. Причем попытаться посмотреть на ситуацию максимально отстраненно.

Честно говоря, мне по душе писать так, как я писала, – что придет в голову. Но я обещала, значит, выполню.

Вопросы только на первый взгляд выглядят безобидно, по сути, они провокационные. Не поссоримся ли мы с Ларри окончательно после ответов? Сентенции еще резче. «Лоуренс Оливье – сноб». Ну и что? Без снобизма он не был бы Лоуренсом Оливье – королем английской сцены.

Марион не называет Ларри Лоуренсом Оливье, она и меня не называет Вивьен, в ее вопросах и утверждениях просто Он и Ты. Видимо, это попытка заставить меня отстраниться, хотя как можно отстранить меня от Ларри? Хорошо, попробую…

«В первую же минуту, как ты его увидела, он стал объектом твоих мечтаний и тайных желаний…»

Ничего нового, это можно сказать обо всех влюбленных.

«Тебя влекло с такой силой, что противиться невозможно…»

Могу добавить, что и его тоже, хотя Ларри увидел меня несколько позже, чем я его. Но о влечении все верно – противиться невозможно.

«Он неотразим, воплощение мечты, единственный, кто способен поглотить твою жизнь без остатка. В ушах звон свадебных колоколов с первой минуты, хотя ты понятия не имела, каков его семейный статус…»

Господи, о каком семейном статусе, его или своем, можно было думать, увидев Ларри?! Конечно, не думала, просто вспыхнула, как сухой стог сена.

«Удалось разрушить вокруг себя все, но соединить собственные судьбы…»

Почти так, но я не жалею. Развалин и впрямь хватало, причем приходилось тщательно скрывать от прессы свое «незаконное» положение, иначе никаких ролей не видеть. Английская пресса умеет удивительно метко лепить ярлыки и низвергать в пропасть. Бросив свои семьи, мы с Ларри стали жить вместе! Ну разве можно пропустить такой повод ошельмовать молодых актеров. Нас спасло только то, что известности еще не было, раздувать скандал вокруг маленькой рыбешки акулы прессы не стали, а ведь стоило лишь запустить одну статью и…

Тогда бог миловал. Вот как полезно быть мелочью, недостойной внимания репортеров. Ларри положение «мелочи» не устраивало, но он понимал, что пока лучше не привлекать к себе внимание, пусть несколько улягутся страсти.

Честно говоря, страстей не было, Джилл еще раз поговорила со мной, пытаясь понять, что я вообще что-то вижу сквозь розовые очки, убедилась, что предпочитаю не считать шишки на чужом лбу, а набить свои собственные, причем каждую гигантских размеров, напомнила, что Ларри обязан содержать Тарквиния и видеться с мальчиком, чтобы тот знал, что у него есть папа. Мы расстались приятельницами, конечно, эта дружба не могла продолжаться, Ларри бы не позволил, но и вражды тоже не было.

Ли я обещала написать о своем окончательном решении через месяц. Наши супруги вели себя исключительно корректно, хотя на развод не согласились. У Джилл и Ли были свои соображения. Надеялся ли Холман, что я вернусь? Если это и так, то ничего хорошего не получилось бы, потому что и мое чувство вины, и его чувство превосходства (Ли никогда не говорил о таком, но я понимаю, что оно должно быть) превратили бы жизнь в ад.