Вивиен Ли

Каждый помимо воли участвует в эксперименте истории и по своей воле выбирает путь. Утонченный интеллектуал Эшли слишком умен, чтобы с самого начала не знать финала авантюры южан, но он не умеет плыть против течения и стоически ждет гибели. После войны Эшли уходит в воспоминания и покорно принимает судьбу — сохранить бы честь, совесть, верность долгу…

Его опорой, «костылем» оказывается хрупкая, болезненная Мелани — воплощение уходящего идеала женщины. Во всех ситуациях Мелани сохраняет стихийную, непостижимую доброту и успевает прикрыть щитом своей любви не только Эшли, но и каждого, кто нуждается в помощи, поддержке, защите. Ее душевные порывы не знают преград, и иногда — к удивлению соседей — она оказывается рядом с отвергнутой обществом Скарлетт.

Подобно Вивиен Ли, Кьюкор обратил внимание на характерный для Митчелл разрыв между духом и материей. Идеальное начало (Эшли и Мелани) не выдержало бы без помощи Скарлетт и Рэтта, способных решить проблемы повседневной борьбы за существование. Духовное начало нежизнеспособно, однако бездуховность также не приносит счастья, И Скарлетт и Рэтт задыхаются в атмосфере интриг, сделок, подозрений, борьбы самолюбий и тянутся к душевному теплу, бескорыстию, нравственной высоте Уилксов. Скарлетт с детства влюблена в Эшли и отдает лучшие годы жизни этому романтическому увлечению. Рэтт встречает Скарлетт в момент, когда она умоляет Эшли оставить ради нее невесту, и в конечном счете становится ее третьим мужем (первые два брака продиктованы отчаянием и нуждой и завершаются весьма неромантической кончиной супругов героини). Однако ни сродство душ, ни богатство не могут послужить цементом для гармоничных взаимоотношений. В финале Скарлетт сознает, что любила в Эшли свою мечту, и это открытие еще трагичнее возле смертного одра Мелани.

«Отрицательные» герои Митчелл интереснее «положительных», и самая серьезная ошибка заключалась бы в упрощении, в мелодраматизации, к которой могла подтолкнуть фабула. Разве не «дрянь» Скарлетт, если уже в шестнадцать лет она пыталась «отбить» жениха у Мелани, со зла «выскочила» за ее брата; овдовев, не оплакивала его, как положено вдове, а уехала в Атланту, где едва не завела роман с проходимцем Батлером?

Родным, знакомым, соседям Скарлетт кажется источником бед, символом позора, капитуляции: как простая работница, она проливала пот на плантации, а с сестрами обращалась хуже надсмотрщика. Желая спасти свой дом, Тару, не постеснялась женить на себе Фрэнка Кеннеди, жениха родной сестры. Снова овдовев, стала женой Рэтта и все равно мечтала об Эшли. Родила дочь, купалась в роскоши и не нашла общего языка с мужем. Разве не «дрянь»?

В таких случаях Вивиен Ли отвечала просто — вспомните, что перенесла Скарлетт. Не многовато ли для шестнадцатилетней девушки?

И действительно, за двенадцать лет героиня прожила не одну, а несколько жизней. Краткое замужество, начало войны, осаду Атланты, жуткий путь домой, где ее ждет Рок — тело матери, безумный отец, беспомощные сестры… И столь же жуткий мир — голод, нищета, осада дельцов, которые хотят отнять ее последнее пристанище — Тару… Унижения, на которые надо идти, чтобы достать проклятые деньги и прокормить семью; ненависть соседей (эти слабые люди проклинают ее жизненную хватку), вечные угрызения совести — как хорошо, что мать уже ничего не увидит! И ее нескладная жизнь с Рэттом — неутихающий поединок двух сильных, эгоистических, недоверчивых натур.

Конечно, Скарлетт своевольна, капризна, непоследовательна, но что было бы с идеальной Мелани и ее ребенком, с рыцарски благородным Эшли, если бы не эта молодая женщина с ее причудливой судьбой, неожиданными решениями и ей самой не до конца ясными эмоциями! У монеты две стороны: кто из респектабельных южан согласился бы принять роды Мелани и вывезти ее из горящей Атланты? Кто выкормил бы мать и младенца, хотя в доме хватало голодных ртов? Кто стал бы тянуть Эшли Уилкса, которому прямо суждено было зачахнуть жалким клерком в банке на Севере?

Наконец, можно ли не учитывать, что героиня Митчелл выступает в качестве «суфражистки XIX века», отвергая условности, которыми Юг опутывал своих женщин даже в XX веке? Эта сторона образа (как и непобедимое жизнелюбие Скарлетт) ближе всего и Митчелл, и Вивиен Ли, и публике. Как отмечает Г. Лэмберт, «Унесенные ветром» произвели особое впечатление на женщин, как за сто лет до этого «Джейн Эйр» в Англии: «Героиня Ш. Бронте была первой в викторианской прозе эмансипированной девицей, намеренной добиться независимости, несмотря на давление общества. Скарлетт — вариант той же модели. Привлекательная, избалованная, эгоистичная, в минуты кризиса она ведет себя как мужчина. Ее несломленный дух продолжает революцию, начатую Ш. Бронте. «Я все еще утверждаю… — писала другу Митчелл, — что это простой рассказ о тех, кто может выстоять, и о тех, кто неспособен на это». Скарлетт может выстоять, и в глазах тысяч женщин она поставила главный вопрос: что такое «независимость» и какова ее «цена». А это — еще один слой образа».