Византия

— Советы есть, Ваше Величество. А вот насколько они придутся ко двору… Вашего кузена Андроника народ встречал как мессию, потому что он положил конец налоговому грабежу. Даже его враги напишут что «сборщики налогов от одного имени Андроника разбегались, как от волшебного заклинания», что при нём «подданные, отдав кесарю кесарево, были в безопасности, так как руки сановных грабителей были связаны императором», что он назначил в провинции преторов для разбора судебных дел и надзора за чиновниками, положив им большое жалованье, отменив обычай когда чиновники кормились за счёт местного населения, что всего за три года его царствования «население во многих местностях увеличилось», что увеличилась торговля и выросли доходы казны, хотя налоги были снижены, что «жалобщикам он был всегда доступен», что Андроник говорил: «Нет таких злоупотреблений, которые император не может исправить, если действительно захочет», и он же писал наместникам в провинциях: «То, что вы притесняет и обираете подданных, это и Богу неугодно, и мне нестерпимо». И говорил вельможам: «Или не обижайте людей, или не живите». И он действительно казнил казнокрадов, вымогателей и лихоимцев из чиновников, без всякой жалости.

— Он плохо закончил, — заметил Мануил, — ты сам рассказывал.

— Да, но отношение народа к нему изменилось только под конец, когда он явно повредился головой, расплодил доносчиков и стал казнить кого попало, по малейшему подозрению, а ещё потому, что он проигрывал войну с норманнами, поручив её вести неподходящим людям. Он думал, что всего можно добиться жестокостью.

— А ты чем предлагаешь добиваться? — император бросил на меня скептический взгляд.

— Страх необходим, Ваше Величество, иначе люди перестанут быть людьми. Я таких встречал. Но важнее свой интерес и возможность самому устраивать свои дела. Рим и при Республике, и при Цезарях был велик, пока Империя опиралась на самоуправление муниципиев, и пришёл в упадок, конда муниципии разорили налогами, сдирая шкуру с лучших людей на местах, так что никому уже не хотелось брать управление в свои руки. И пришли варварские вожди, которые плевали на законы империи и ничего не платили в казну. Жадные правители остались без денег и без подданных, а затем и без власти. Умные государи следуют примеру Рима времён расцвета. Король Людовик VI, отец нашего нынешнего государя, стал давать городам грамоты о вольностях, и король Людовик VII это продолжил. За эти грамоты и вольности города готовы платить изрядные деньги. Вольные комуны сами управляют своими делами, судятся своим судом, сами содержат чиновников, сами собирают налоги и расплачиваются с королевской казной. Они же за свой счёт собирают ополчение и наёмные отряды, защищая себя от врагов и помогая своему сюзерену на войне. Такие же вольности покупают у своего короля английские города. Некоторые из них купили очень задорого хартии, запрещающие даже шерифу вмешиваться в городские дела. На Пиренейском полуострове города покупают у своих государей аналогичные грамоты-фуэрос. Так же и в Германии с имперскими и вольными городами.

— Кто мешает Вашему Величеству предложить городам Вашей Империи покупать такие же грамоты с вольностями? Купцы и ремесленники охотно скинутся, чтобы избавиться от произвола и вымогательства чиновников. К тому же, города сами будут защищать себя, и поддерживать порядок в округе, избавляя Вашу казну от расходов. А в Италии и деревни выкупают вольности у своих сеньоров, и создают свои комуны и их союзы. Возможно и у ваших paysans появится желание купить хартию. Для прекращения произвола и вымогательств чиновников на местах, надо отобрать у них право судить, так же, как и у вельмож. В Англии уже пару веков судят присяжные, выбираемые для каждого сословия, в Германии шеффены, в Сицилийском королевстве boni homini[19]. Если и у вас так будет, меньше станет жалоб на продажных и несправедливых судей. Да и жалобы на тех же латинских купцов исчезнут, когда горожане сами будут решать, кому, где, и чем торговать, и какие пошлины за это платить.

— А как же грамоты, мои, и моих предшественников, данные латинским купцам, с правом льготной торговли? Слово каких-то городских простолюдинов дороже императорского?