Византия и Московская Русь

Жестоко обличенный Фотием, который настаивал на единстве митрополии, [781] отлученный патриархом Константинопольским Иосифом. [782] Григорий вскоре исчез со сцены, и Фотий восстановил свою власть над всеми епархиями, включая подвластную Польше Галицию. Однако эпизод с избранием Цамблака в Новогрудке был значительным событием, ибо показал, что Византия постепенно утрачивает свой престиж на Руси. Впервые представительный собор епископов открыто обвинил Константинополь в коррупции и цезарепапизме, призвав к созданию независимой («автокефальной») русской церкви. Можно быть уверенным, что такие взгляды и настроения существовали также в Москве, особенно, когда в 1378–1380 гг. Михаил–Митяй безуспешно пытался получить митрополию. Однако отделению Москвы воспрепятствовал сначала Дионисий Суздальский, а затем митрополит Киприан. Подобно этому, усилия Фотия помешали утверждению церковной автономии в Литве. Но мечта о едином православном мире, который признает символическое политическое главенство византийского императора и централизованную церковную власть Константинопольского патриархата, мечта, которую терпеливо вынашивали патриарх Филофей и митрополит Киприан, — мечта эта рушилась и становилась все менее и менее осуществимой.

В приверженности этой мечте наибольшую стойкость и неожиданное терпение обнаружило Московское княжество. Московское правительство даже не добивалось, чтобы византийцы выполнили обещание, данное в 1380 году патриархом Нилом: что митрополитов в будущем будут ставить только по представлению Великой Руси. [783] Греком был не только преемник Киприана, назначенный непосредственно в Константинополе, но и после смерти Фотия (1431 г.), когда отвергли кандидатуру епископа Рязанского Ионы, выдвинутого великим князем Московским, опять был поставлен грек (или эллинизированный болгарин) Исидор. [784] Неизменная преданность в отношении Византии была, конечно, плодом деятельности митрополита Киприана, личный престиж которого пригодился еще и его преемникам. Сыграло роль и то, разумеется, что Византия поддержала Москву в состязании с соперниками, а также наличие значительно укрепившихся в XIV веке религиозных и культурных связей. Более того, с тех пор как литовские князья перешли в латинство, Москва оказалась единственным на Руси претендентом на византийское наследие, так что в связи с этим византийским контекстом митрополит обретал большее моральное право на управление западными епархиями, которым грозила польско–католическая гегемония.

Теперь, однако, отношения с Византией попадали во власть обстоятельств, которые могли заставить Москву уверовать в собственную независимость. Таким обстоятельством стало важнейшее историческое событие: поставленный в Византии митрополит Киевский и всея Руси Исидор одобрил и подписал в 1439 году Флорентийскую унию.

Однако и теперь Москва реагировала с дипломатической осторожностью. Так как великий князь Василий Васильевич сам снабдил Исидора со свитой всем необходимым для путешествия во Флоренцию, [785] то до возвращения его он ничего не предпринимал. И даже после того, как Исидор был изгнан, великий князь обращался в Константинополь за разрешением выбрать нового митрополита, [786] и целых семь лет ждал ответа, прежде чем решиться на избрание митрополита Ионы без благословения Константинополя (1448 г.). Этот поступок московского князя находит ясное и достаточное оправдание в том, чему учили русских византийцы: император или патриарх, изменившие православию, более не имеют законной власти. Однако в Москве учитывали и другие аспекты положения, дипломатические и политические, в соответствии с ними Василий Васильевич и вел свою дипломатическую игру. Административное подчинение Константинополю было гарантией единства митрополии: московские власти, очевидно, колебались самостоятельно ставить митрополита, не уверенные в реакции православных Литвы. В отношении Исидора реакция эта вообще была там враждебной, не только по догматическим соображениям, но и потому, что на западе все еще тянулась «великая схизма». Польский король Владислав III, по крайней мере до 1443 года, держал сторону антипапского Базельского собора и ничем не помог Исидору, потому что тот был посланником папы Евгения IV. Поэтому в польских и литовских землях немедленно ввести унию не смогли. Митрополит Иона, избранный в 1448 году в Москве русскими епископами, формально получил традиционный титул «митрополита Киевского и всея Руси»; польский король Казимир IV признал его митрополитом всей русской церкви (1451 год). [787] Документы этого периода отчетливо показывают, что в Москве не считали необходимым совсем порывать с Константинополем и что если бы постановления Флорентийского собора были в Византии отвергнуты, то прежний status quo мог быть восстановлен.