Византия сражается

Поезд снова тронулся. Супом здесь именовались посредственные щи с большим куском мяса. Бродманн уснул. Другие читали или делали заметки в записных книжках. Именно так они вели нашу Гражданскую войну И все-таки у каждого в том вагоне, вероятно, на руках было больше крови, чем у дюжины казаков. Иногда рядом с поездом скакали кавалеристы. Всадники салютовали пассажирам и просто размахивали руками. Если мы ехали медленно, кавалеристы могли перекрикиваться с пассажирами. Поезд вез оружие и солдат. Все вагоны были бронированы. Некоторые, наш в том числе, просто прикрыли разнородными металлическими листами, прибитыми как попало. Окна были в основном незащищенными. В случае нападения нам следовало бросаться на пол и надеяться на лучшее. Но никаких нападений не произошло. Григорьев и большевики принесли в те края некое подобие мира. Это случилось незадолго до того, как их пути разошлись. Как и белые, они все ненавидели националистов. Но Дьявол обитал среди нас. Никогда Россия не была так разделена. Только теперь раны заживают, но ислам и сионизм по-прежнему угрожают славянской расе.

Я должен был встретиться с Григорьевым на следующий день. По своему обыкновению, он разместил полевой штаб в большом городе. Сидя на белом арабском скакуне, как Скоропадский, он устраивал смотр своим отрядам: пестрым, нарядным казакам в разнообразных одеяниях, вооруженным хорошими карабинами. Их кони, как всегда, были превосходно ухожены. Запорожский атаман оказался низкорослым, с обритой наголо головой и бледным лицом монгольского типа. Григорьев ни капли не напоминал актера. Он превосходно управлялся с лошадью. Его форма была по-настоящему казачьей, без дурацких старинных украшений. Он черпал силу в своих воинах, как делал Константин, вернувшись из Англии, чтобы заявить права на Римскую империю[142]. Он был истинным солдатом, отважно сражался на войне. Он смеялся, жестикулировал, но при этом железной рукой управлял своей лошадью, она никогда не сбивалась с шага и не поднималась на дыбы. Таким образом он демонстрировал интеллект и волю, скрытые под внешней бравадой. Вот почему казаки позволили Григорьеву стать их повелителем и вести в атаку на крупные украинские города. Я понял, почему Ермилов собирался стать незаменимым для атамана, почему Гришенко был настолько полезен. Если бы Ленин или Троцкий обладали половиной мужества Григорьева, нам никогда не пришлось бы сносить ужасы и последствия военного коммунизма. Среди всей этой мерзкой шайки нет ни единого человека, которому я стал бы служить так охотно, как Григорьеву; и все же я продолжал опасаться его последователей. Делая вид, что не одобряет бандитов-погромщиков, он тем не менее использовал их в собственных целях, как королева Елизавета использовала своих пиратов. В конечном счете, несмотря на предположение Ермилова, их могли устранить так же, как вышвырнули Лафита[143], сыгравшего свою роль во время американской революции. Троцкий с легкостью уничтожил большинство своих союзников к 1921‑му. Он приглашал их для мирных переговоров или политических встреч и убивал. Троцкий усвоил жестокость бандитов, но не усвоил их отваги. А я в таких делах просто дитя.

Поезд на следующий день встал на запасном пути, а затем доставил нас от лагеря Григорьева до ближайшего большевистского отряда. Несмотря на большое количество людей в форме, порядка здесь не наблюдалось. Многие красные казаки были пьяны, хотя чекисты пытались контролировать их. Эти комиссары обладали гораздо большей властью, чем обычные офицеры. Их все очень боялись – именно этого и добивался Ленин. Я был вдвойне доволен, что теперь оказался активистом; товарищи все еще обсуждали, как организовать мое путешествие в Одессу. Мы приблизились к городу, полагаю, на тридцать или сорок верст. Я не слишком хорошо умею определять время и расстояния. Николаев, если именно он был местом нашего назначения, располагался сравнительно близко к Одессе, восточнее у побережья. Херсон находился еще дальше к востоку, на Днепре, а Николаев – в устье Буга.