Византийская астрология. Наука между православием и магией

Церковные авторы VI–VIII вв. и астрология. Такая уступка со стороны Максима Исповедника покажется менее удивительной, если присмотреться к критике астрологии у других христианских авторов VI–VIII вв. Мы видели, как Иоанн Филопон вел полемику против генетлиалогии, но, подробно цитируя Оригена, чье рассуждение заслуживает упоминания, он говорит: «Ибо оно ново и не известно тем, кто пришел после него»[150]. Таким образом, Филопон утверждает бесспорность вывода Оригена, что расположение звезд при рождении человека — это знак, а не причина того, что с ним произойдет[151].

Иначе нюансирована критика астрологии в сирийском «Шестодневе» Иакова Эдесского. Он осуждает еретиков и язычников, которые считают, что звезды — разумные существа, но астрологов это не касается[152]. Те упоминаются в другом месте, где автор с подозрением относится к истинности предсказаний, полученных из аспектов солнца и луны, «ибо Бог, Который управляет ими, может по своему желанию совершать изменения и умножать различные и чудесные знаки, как в воздухе, так и в светилах, не предвиденные ранее… Таким образом, они становятся знаками, когда это угодно Творцу, Который ими управляет»[153]. Однако он допускает, что такие предсказания иногда сбываются и что они основаны на наблюдениях, произведенных мудрыми и учеными людьми. Очевидно, что все зависит от частоты Божьего вмешательства, однако в целом автор ясно подчеркивает тот идеальный порядок, который царит на небе, где «звезды получают свой свет от солнца и обращаются к нему, своему просветителю, в своих движениях и в своем свечении». Они символизируют также ангелов, предстоящих перед Богом по чинам:

«Как от солнца звезды получают качество быть светлыми и светить во время своих периодических возвращений, так от Бога святые ангелы получают те лучи познания, которыми они просвещают сыновей человеческих».

Итак, небесные светила были созданы для человека: не только для нашей пользы, но и для того, чтобы красотой и действиями вдохновлять нас на познание Творца. Все это заставляет предполагать, что ненормально Богу вмешиваться слишком часто, чтобы изменить эту систему[154].

Проблема вмешательства Промысла была очень актуальна в VII в. Благочестие желало, чтобы все зависело от воли Божьей, но приписывать все божественной инициативе значило оставить слишком мало места для чуда. С другой стороны, это делало Бога ответственным за различия в характере и положении людей, а также за такие бедствия, как эпидемии, наводнения и землетрясения. Все более и более явно в хрониках проступает мысль, что такие бедствия — это, строго говоря, действия, не всегда соизмеримые с заслугами жертв. Чума косила грешников и невинных людей безо всякого различия. Таким образом, чем чаще ты ссылаешься на Божью справедливость, тем больше вынужден расширять сферу естественных действий, которыми Он управляет косвенным образом. Увеличение роли святых предполагало постоянное присутствие на горизонте врача и астролога — специалистов по физическим прогнозам, ошибки которых оправдывали обращение к дару святого и гарантировали сверхъестественный характер чуда[155]. Без тех и других риторика богословов и агиографов сильно потеряла бы свое очарование. Исследование такой «проблемной агиографии» показало, что ее инвектива против врачей не предполагает реальных усилий по замене врача святым[156]. Я думаю, что инвектива против астрологов должна восприниматься в том же ключе. В качестве примера процитируем финал одного из ответов Анастасия Синаита[157]. Хороший или дурной характер, по его словам, зависит от расы, среды обитания, стихий, климата, времен года:

«Поэтому такие качества, как разумность и целомуд- рие, — это от природы: святые отцы называют их не добродетелями, а физическими предпочтениями и преимуществами. Глупые эллинские астрологи утверждают в своих баснях, что они образуются у людей из-за движения звезд»[158].