Византийская тьма

И когда уже могила была закопана и все отправились с кладбища, Дениса вдруг ударила одна мысль: ведь прадедушка этот Влас говорил с ним на языке его, Дениса, эпохи! Не может этого быть! Денис остановился, всматриваясь в бредущих людей, но Власа уже не было, сказали, что он ушел раньше, чтобы добраться до своего отшельничества засветло.

Чем больше Денис вспоминал слова этого Власа, тем более у него прибавлялось уверенности, что тот говорил на языке современников Дениса. Так как чудесам в этой золотой Византии не приходилось удивляться, то надо было удивляться только тому, что эти чудеса не иссякали.

2

— Представь себе, — говорила подруге принцесса Эйрини, находясь у нее в гостях в Редеете, — государь назначил моего супруга великим дукой флота! Теперь мы с тобой высшие дамы империи — твой Врана командует всей сухопутной силой, а мой Ангелочек всей морской.

И вообще трудно представить, что ради пришельца из неведомых миров она готова была на все, даже на рискованные приключения. Теперь на языке одно — мой Мисси, да мой Ангелочек!

— Послушай! — пыталась ее образумить Теотоки, у которой в результате замужества и материнства жар приключенчества прошел и которая теперь весьма трезво смотрела на эту начинающую плясунью. — Ты-то сама осознаешь, что твой Мисси не может командовать флотом? Как это хоть произошло, это назначение?

— А никак! — Эйрини сияла блеклыми глазками. — Отец меня вызвал, говорит — назначаю его ради тебя, он теперь зять императора. И для наших, говорит, связей с Ангелами… А послушай! — перешла она сама в наступление. — А чем мой Мисси хуже других ваших генералов? А тот вислогубый Комнин, который отправлен командовать обороной в Фессалонику?

— Он начал сходить с ума! — поражалась Теотоки. Действительно, после того как было обнаружено, что дука флота Стрифн, избранный, кстати, по-новому, то есть по конкурсу, оказался ворюгой беспредельным, получилось так, что флотом командовать некому. Одни сбежали к мятежному Ватацу, другие спились или скурились.

Но вот Андроник почувствовал некое вдохновение, которое, по его словам, никогда его не подводило. Из тьмы соискателей, вечно обращающихся вокруг высшей власти, он исторг трогательного Мисси, успевшего жениться на его любимой дочери. И в один день провел его сквозь все чины и процедуры и жаловал ему хрисовул — диплом с золотой печатью — быть командующим всем, столичным флотом.

И знаете, кстати, чем он его купил, этот хитрец Ангелочек? Когда принц (еще был принц, не император) пытался отказать ему в руке дочери, Мисси отважно заявил — мы встречались с ней, еще когда ты был в опале…

Но народ качал головами: попрошайку Каматира сделали святейшим патриархом, стяжателя Дадиврина — первым министром. Конечно, на их фоне и щеголь продувной сойдет за адмирала. Народ вечно всем недоволен.

— Однако я просила, Токи, я умоляла… Я не хочу расставаться с мужем, ведь на военные корабли женщин не пускают. Но у него только политика на уме. Попрекнул даже за то, что я за этого хотела… Как он его назвал — человек ниоткуда! А ты, говорит, наследница римских цезарей, я, говорит, велел родословную изготовить и вывесить в Святой Софии…

— То с серпом себя вывешивает, — улыбнулась Теотоки, — то в виде потомка цезарей…

Великий князь флота Михаил Ангел принял командование кораблями, стоящими в Геллеспонте. Это были девять пятиярусных дромосов, двадцать трехпалубных триер, а однорядных великое множество, наверное, сама флотская канцелярия достоверно не знала. И вышел прямо к Фессалонике, где город и морская крепость изнемогали под напором осаждающих сицилийцев.

Шли, конечно, на опасное дело, но шли весело — моряки были довольны. Этот застой никчемный и вечная грызня среди начальства смертельно надоели. Хорошая драка лучше худого мира!

Пусть хоть плясун площадной, лишь бы дело понимал! На третий день пути дозорные в бочках усмотрели на горизонте косые норманнские паруса.

Здесь придется объяснить, что норманны, правившие в Сицилии и Южной Италии, их-то наши герои и называют сицилийцами, были уж не те классические норманны, которых Европа знала со времен Каролингов. Уже несколько поколений они жили в той Нормандии, которая расположена на северном побережье Франции, их родным языком сделался французский, а верой — католическая веpa. Они теперь только по названию оставались норманнами, а на самом деле были уж вполне французскими рыцарями, правда, заквас грабителей передался им по крови от норманнских пращуров, но они этим-то и гордились. Знаменитый Вильгельм Завоеватель, повергший в прах англосаксонских королей, был как раз из их среды.