Византийские легенды

Такими и подобными речами наставлял их святой и не прекращал поучать, видя, как от глаз юношей струят ручьи слез. Ибо они внимали ему, словно никогда прежде не слышали слова божиего. Игумен снова оборотился к Симеону и говорит: «Не скорби и не оплакивай седин почтенной матери своей, ибо много более, чем сам ты, ее может утешить бог, умилостивляемый твоими подвигами. Ибо, если б ты пожелал не оставлять матерь до кончины ее, как знать, не ушел ли бы ты сам из жизни ранее нее, чуждый добродетелям и не имея заступника, могущего избавить тебя от грядущих зол. Ибо ни любовь матери и отца, ни толпы братьев, ни богатство, ни слава, ни брачные узы, ни привязанность детей не могут смягчить судию, а только добродетельная жизнь, труды и подвиги во славу божию». Затем он сказал Иоанну: «Сын мой, пусть враг душ наших не нашептывает тебе: „Кто будет покоить старость родителя моего? Кто утешит жену мою? Кто осушит их слезы?“. Ибо если б вы поручили близких своих одному богу, а пошли служить другому, справедливо было бы тревожиться, призрит ли он на них и утешит ли. Вы же, прибегнув и посвятив себя тому, которому вверили их, должны быть спокойны и рассуждать так: „Если бы мы пребывали в мире сем и рабствовали жизни, благость божия устрояла бы все; сколь же более бог будет печься о наших домах ныне, когда мы удалились, чтобы ото всего сердца служить ему и угождать?“. Итак, дети, помните слова господа, сказавшего: „Позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего"; „предоставь мертвым погребать своих мертвецов".[145] Не колеблясь мыслью и не смущаясь сердцем, последуйте ему. Почему? Ибо даже, если земной этот и смертный царь призовет вас, желая сделать патрикиями или кувикуляриями[146] земного и бренного своего дворца, преходящего как тень и как сон, разве не пренебрежете вы всеми, кто у вас есть, и без раздумий тотчас не пойдете к нему, чтобы насладиться почестями его, ликом его и речью его, и готовы будете принять всякий труд, всякое бремя и даже смерть ради одного того, чтобы удостоиться узреть день тот, когда царь в присутствии всего своего синклита примет вас, возьмет к себе на службу и одарит?». Когда оба они подтвердили справедливость этих слов, великий Никон сказал: «Нам, дети, верным рабам его, должно с большей ревностью и сознанием своей греховности последовать бессмертному и вечному царю царствующих и идти за ним, помня о любви к нам, которую бог явил, не пощадив ради нас сына своего единородного, отданного им ради всех нас. Так что, если мы, искупленные из погибели и смерти святой его кровью и ставшие родными сынами его, даже прольем нашу кровь, то и этот дар будет неравноценен, ибо кровь царя, братья, это не кровь раба».　

Такие и подобные речи говорил им этот богоносный муж, все предзнавший и от бога предуведомленный о предстоявшем им подвиге и житии, я разумею уединенную и весьма суровую отшельническую жизнь. Ибо он не считал ее ни легкой, ни проводимой многими и всегда скончаемой без укоризны, особенно видя нежное тело, дорогие одежды и юность, взращенную в роскоши и привыкшую ко всяческой праздности и соблазну. И вот этот мудрый врачеватель и наставник, по присущему ему божественному ведению и опыту вооружив Симеона и Иоанна подобными примерами и поучениями и наставив, снова говорит им: «Хотите сейчас постричься или еще несколько пробыть в сегодняшнем мирском своем платье?». Как по сговору, вернее, по внушению святого духа, оба пали в ноги игумена, прося его тотчас и не откладывая постричь их. И Симеон сказал, что, если он сейчас же не сделает этого, они уйдут в другой монастырь, ибо был он прост и нелукав. Иоанн был мудрее и владел большим знанием. Святой Никон тут же, отведя каждого по отдельности в сторону и желая испытать, готовы ли они ради господа отречься мира, сказал одному что-то, пытаясь отговорить от пострига в этот день. Так как никто из них не соглашался на это, игумен подходит к одному и говорит ему: «Вот я уговорил брата твоего в течение одного года остаться, как и сейчас, мирянином». Тотчас тот, к кому он это сказал, ответил: «Если ему угодно остаться, пусть остается, но я, отец, право, не колеблюсь». Симеон, когда наедине говорил с ним, сказал ему так: «Торопись, отец, ради бога. Ибо сердце мое весьма тревожится за брата моего Иоанна: в этом году он женился на очень богатой и красивой женщине, и я опасаюсь, как бы любовь к ней не завладела им вновь и не отвлекла его от любви к богу».　

А Иоанн с глазу на глаз сказал этому святому мужу (ведь он понимал все более ясно, чем брат Симеон), так умоляя его со слезами: «Отец, да не потеряю я брата своего через тебя, ибо у него осталась только мать, и такая удивительная любовь была между ними, что он не мог прожить без нее и двух часов, и до сего дня они, мать его и он, спали вместе, чтобы и ночью не разлучаться. Это-то будет мучить и терзать меня, пока он не пострижется, и я не перестану о нем беспокоиться».