И здесь, как почти везде, за исключением, быть может, одного счастливого в этом отношении Рима, собственно археология, т. е. полная наука древности, и наука истории искусства идут досоле врозь. Первая, по почину Жилля и знаменитого Дюканжа и его продолжателей: Гаммера, патриарха Константия, Лабарта, Унгера, Паспати, основывается, почти исключительно на сохранившихся текстах, мало занимается самыми памятниками и свою конечную цель видит главнейшее в освещении внешней, историко – политической, чисто анекдотической стороны дела: все эти исследования, видимо, смотрят на свою задачу, как на задачу второстепенного, служебного достоинства, и не в состоянии дать своим материалам самостоятельной, из них самих добытой, системы. Свод текстов лишен критики, полон противоречий. Обзор памятников представляет алфавитный каталог, или случайно распределенный сбор и лишен руководящей мысли; в нем смешиваются самые разнообразные эпохи. Вторая наука, история искусства, ясно определив свою цель – науки общего движения художественной формы в трех искусствах, и отвлекши для того немногий, казавшийся ей лучшим, материал, полагала возможным, в лице Даженкура, Куглера, Шиаазе, Зальценберга, Тэксье и др., установить, таким образом, историю начал византийского искусства на его родине. Но издание, хотя бы точнейшее, планов и разрезов Св. Софии, церкви Сергия в Вакха, Ирины – дли древнего периода, и церквей Пантократора, Паммакаристы и пр. – для позднейшего, не дает еще и приблизительно такого результата. Этим произвольным выбором объясняется, почему напр., замечательная церковь Кахрие – джами оставалась до последнего времени неизвестною, а когда стала известна, то ее мозаики были сочтены за произведение будто бы подражательного итальянского характера. Этим путем история искусства, в конце концов, сама лишает себя важнейшего материала, и если не хочет оставаться бесплодною, должна и в этом отделе (как и в других) идти далее методом археологическим.
Первое основание науки христианской археологии на западе было положено, как известно, разысканиями Бозио на почве христианского Рима; обширная начитанность в рукописных материалах римских библиотек получила впервые живое применение в поисках Колумба римских катакомб. Дело его продолжали антиквары Чиампини, Боттари, Ассемани, историк Муратори, палеографы Монфокон и Мабильон и др. Но накопленный богатый материал оставался отрывочным, был лишен самостоятельного значения и связи, до того времени, как Даженкур собрал его воедино, подчинив искусственной исторической системе. В своем обширном обзоре движения художественной формы с 1-го столетия христианской эры по ХVI-й век включительно, этот талантливый последователь Винкельмана построил всю историю христианского искусства между двумя основными эпохами: античною и Возрождения – т. е. возвращения искусства к антику. Собранный Даженкуром материал (в его атласе) остается и доселе единственным по своему обилию, но руководящая этим собранием система рано утратила всякое значение, как подражательная и чуждая самому материалу. Истинное основание науки дано было, таким образом, не работами антикваров ХVII – XVIII в., как ни обильны они всякого рода данными, но и не ученою деятельностью Германии, движимою романтическим увлечением к ее средневековой старине, как ни велика и плодотворна была и есть эта задача сама по себе и как бы глубоко жизненны ни были народные идеалы, руководившие наукою. Отсутствие научной связи, разрыв с общею разработкой предмета, удаление из этой общей научной среды в сферу местных интересов были причиною того, что наиболее богатая памятниками Италия оставалась долгое время наиболее чуждою делу создававшейся науки.
Научное основание предмета христианской археологии было положено новыми исследованиями на той же почве христианского Рима и, главным образом, в той же науке римских катакомб. Не одни остроумные сопоставления и не одно счастливое открытие древнейших памятников христианства поставили на такую всем видную высоту новый предмет, ныне главенствующий в западной науке христианской археологии. Широкий научный метод, хотя вызванный или даже, вернее, созданный самим предметом и обстоятельствами его изучения, но соединявший в себе филологическую критику и художественно – исторический анализ памятника, или совмещение археологии и истории искусства, могут быть выставлены ныне руководящим принципом в общей науке древностей. Памятник христианской древности, извлеченный из римских катакомб, понятен только тому, кто исследует равно его художественную форму и религиозное содержание. Но этот памятник представляет собою и тот оригинал, основной источник, из которого может быть почерпаема историческая жизнь памятников средневековой древности. Разработка этой связи всего средневековья с древним христианством, идущая наряду с исследованиями местной и народной старины, их совместная деятельность и взаимное проникновение выводами одной и материалами другой стороны, таковы основные условия слагающейся науки.