Византийский двор

– «Ты Чингисха-ан...

Садись на змею-у...»

Сашка и Влад, хоть и окосевшие прилично, с любопытством смотрели на друга. Если бы тот сейчас разбил гитару о телевизор, они бы не удивились.       

Юрка взял новую открытую бутылку. Пил прямо из горлышка, сколько мог выхлебать зараз.        

– На хрен я ей нужен? Кто я? Обычный слесарюга. А ведь я – рок-музыкант! Такой же, как Мик Джаггер! Как Меркьюри, блядь! – выкрикивал он, враз сильно опьянев. – Она думает, что не видать мне сцены, что я сгнию на заводе. Что на меня напялят военную форму. Ни хера подобного! Она еще меня не знает. Сашок, открывай. Что, уже всё выпили? Владя, у твоего бати нет ничего в загашнике? Водяры нет?         

Словом, начался настоящий пьяный угар. И в этом чаду в Юркиной смурной голове родилась дикая мысль:

– Если мы не стали королями сцены, то будем королями улицы. Пусть нас теперь все боятся! – он снял с груди гитару.

Влад и Сашка, пьяные, захваченные Юркиным отчаянием, тоже поднялись.

– Она еще узнает, кто такой Юрий Ханаев! Еще пожалеет, что ушла к другому!

Разлили по трем стаканам водку из отцовской бутылки, которую Влад вытащил из бара.

– За нас, пацаны! За дружбу! За «Византийцев»!

«Иди сквозь буран,

Лети сквозь тума-ан...»

И вышли все трое из подъезда дома, где провели свое детство, где во дворе гоняли в футбол и квача, падали на асфальт, сдирая кожу с коленок и локтей, где в тенистом саду играли на гитарах и мечтали о славе.

Вышли пьяные, очумевшие. Не играть в квача и не петь песни. А пошли избивать прохожих...

                                                        ххх

Ночью Влад метался в своей кровати, его рвало. Родители что-то кричали. Мама плакала, отец сжимал кулаки, рад бы задать сыну серьезную взбучку, не будь Влад в таком состоянии.         

Под утро он заснул, забылся в полубреду. С твердым намерением не выходить сегодня на работу, потому что в таком состоянии едва ли доберется до проходной.

В каком-то дурмане возникали перед ним сцены на безлюдных ночных улицах: то от них троих убегают случайные прохожие, то кто-то падает под ударами их кулаков и корчится на земле от ударов их ног. Очень смутно Влад помнил, как добрался домой, а как очутился в своей кровати – не помнил вообще.

Проспал до полудня. Потом поплелся в ванную – откисать в теплой водичке, из маминой бутылочки вылил в ванну какую-то пахучую жидкость. Лежал, прикрыв глаза, изредка отводя рукой подступавшую к лицу пену. Призадумался ненароком: куда же свернула его дорога? Явно не в институт. Н-да...   

Сашка с Юркой тоже на работу не вышли – дома приводили себя в порядок. Быть может, тоже размышляли о том, не пора ли остепениться.       

Кто знает, к какому выводу пришел бы каждый из них. Но выводы такие глубокие им делать уже не было никакой необходимости.     

Потому что два молодых лейтенанта – оперуполномоченные милиции – с самого утра от начальника районной службы криминальной милиции получили задание и довольно быстро с ним справились. Впрочем, дело было несложное – не убийство и не ограбление банка, а злостное хулиганство. Скорее всего, какие-то пацаны из района напились и куролесили. У оперов имелись свидетельства потерпевших: описание внешности преступников, один из которых был в белых штанах, а другой во время нападения пару раз произнес необычное слово «Византия». Это уже кое-что!

Владелец одного из ночных ларьков в том жилом массиве, где было совершено преступление, охотно рассказал гостям-лейтенантам, что подозрительного заметил в минувшую ночь, кто у него покупал алкоголь, и даже высказал догадку, кто, по всей видимости, является загадочным обладателем «белых штанов из Византии». Ларек находился неподалеку от дома, где проживали знаменитые рок-музыканты и, понятное дело, они были там частыми гостями.

...В дверь квартиры Влада настойчиво позвонили, прервав его античные купания. 

А ровно в четыре часа и семнадцать минут три милицейских «бобика» доставили Юрия Ханаева, Александра Демина и Владимира Мостового в районное отделение милиции, что на улице Тверской.

Их сразу же поместили раздельно – в три общие камеры, называвшиеся обезьянниками. Назывались они так потому, что публика за их железными решетками сидела весьма шумная, пьяная, орущая и порой дерущаяся между собой. И если смотреть на такую камеру снаружи, на все, что там происходит, то она действительно напоминала клетку с обезьянами.

И теперь уже можно было сказать наверняка: концерт закончен. Началось следствие.        

                                                        ххх  

О, не раз и не два в те сутки поминал Влад дядю Алешу, Юркиного отца. Поминал самыми светлыми и чистыми словами благодарности.       

А как же иначе? Кого же еще, как не дядю Алешу, он должен был благодарить за то, что тот провел с ним столько времени – тысячи часов! – за шахматной доской?