Видимо, это было как‑то связано с положением аланской епархии и проблемой ее подчиненности: как будет сказано ниже, за нее конкурировали церкви двух империй, образовавшихся на развалинах Византии: Никейской и ТрапезунДской. Феодор тронулся в путь в 1223 г.[878]
и сначала прибыл в Херсон, где сразу столкнулся с недоброжелательством местлого епископа[879]. «Он не знал, что мы — апостолы Божьи», феодор выехал из города и начал проповедовать тем аланам, которые жили в Крыму, в окрестностях Херсона. «Мы привносили к ним слово увещевания, чтобы они жили в соответствии с призванием Христовым. Воистину это была паства, разбросанная по горам, пустыням и пропастям, не имеющая ни загона, ни хижины — готовая добыча диким зверям. Не было ведь у них и пастыря, хотя это являлось обязанностью для многих (εί καί πολλών τό επάγγελμα)» (Alanicos, col. 393). Видимо, из приведенных слов надо заключить, что никто не окормлял эту формально крещенную паству, хотя аланы жили в окрестностях Херсона: местечко с названием Алания упоминается под 1384 г. как предмет спора между епископами Херсона и Готии[880]. Феодор продолжает: «Но даже если бы кто‑нибудь и захотел, то не смог бы: ведь они раньше даже не слыхали, каким положено быть епископу, хотя и возглашал Павел, сия великая труба (намек на 14 главу 1 Послания Павла к Коринфянам. —Но епископ Херсонский выразил Феодору протест. «Речь тут же зашла о границах [епархии и о том, что его] епископство — местное (έγχώριος), а мое — проезжее и нарушающее границы (παροδευτόν καί παρόριον). Все это характерно для нынешних епископов и маскирует мелкость души и зависть… А ведь мы приступили к учению не всенародно, и на рукоположение не покушались (ού γάρ δημοσία του διδάσκειν προέστημεν, ου χειροτονίαν ήρπάσαμεν), чтобы он мог думать, будто против него злоумышляют. Упомянутым некоторым аланам мы давали ответы частным образом (έπί γωνίας άπεκρινάμεθα). Пусть нам будет предоставлено право прилюдно возвещать слово веры. Мы бы не стали вставать на пути у такого проповедника, мы бы дали возможность увидеть в этом умершего и воскресшего Бога–Слово». Но тем не менее Феодор был приведен на суд где между ним и херсонским епископом состоялся следующий обмен репликами: «Откуда ты такой взялся? — Как будто я другой веры или исповедания, как будто я не из той же самой церкви и не подчиняюсь тому же архипастырю! — К черту (άλλ ές κόρακας Ερρε) нечестивых и безбожных алан, которые еще хуже скифов (т. е., в данном случае, видимо, татар. — С. И.). — Да что же нам правильно было бы делать, если не нести апостольство?» (Alanicos, col. 396 В—С). Логика этого разговора, наверное, в том, что епископ Херсона считает алан слишком ничтожным поводом для ссоры между византийскими епископами, но автор с этим не согласен.
После отбытия из Херсона Феодор и его отец приплыли в Боспор, где последний предполагал сойти, — однако город не впустил их, «тогда отец остался у немногочисленных алан, снося все: бедность, упреки, издевательства — не все ведь выносят слово духовное. А мы двигались целых 60 дней через Скифию, бедняки, не имевшие в достатке ничего из необходимого. Единственным утешением было то, что [двигались мы] не слишком вдалеке от первой апостольской дороги… Увидали мы свою паству, это дело любимое и предпочтительное всему прочему». То, что находит Феодор по прибытии на место, вызывает у него глубокое отчаяние, так что он начинает подозревать скорый конец света и неизбежное явление Антихриста: «Увы! С нас начались беды. Пещь последнего несчастья скоро зажжется, и первым делом — у нас, подпитываемая мелким хворостом. Ведь не сразу огонь запалит бревна, поскольку Сатана обманывает веру более простодушных (τών άφελεστέρων τήν πίστιν). Увы! «Мы сделались такими, над которыми Ты как бы никогда не владычествовал“— гласит Писание [Ис. 63.19]. Увы, на апостольском фундаменте было построено [здание] из соломы и тростника, и стало оно добычей пламени» (Alanicos, col. 400 А—В).
Апостольским Феодор именует фундамент аланской церкви потому, что в его время по–прежнему имели популярность предания о «хождениях» в тех местах апостола Андрея. О том, что его культ поддерживался церковью Западного Предкавказья, свидетельствует и найденная на берегах Кубани греческая надпись с упоминанием этого апостола[881]
.