И все богатство града и его жителей можно было видеть в палатках турецкого лагеря, а сам город стоял покинутый, безжизненный, нагой, беззвучный, лишенный и формы, и красоты. О Город, Город, царица всех городов! О Город, Город, средоточие четырех концов Вселенной! О Город, Город, гордость ромеев, просветитель варваров! О Город, Город, второй рай, взращенный к западу, сгибающийся под тяжестью духовных плодов… Где твоя красота? Где тела апостолов? Где багряная мантия, где копие, где губка, где посох?.. Где останки святых? Где тело первого Константина и тела его наследников? О дороги, дворы, перекрестки, поля и виноградники!.. О храм! О земной рай! … О священные и благословенные места! … О древние и новые законы! О величие церквей! О скрижали, начертанные перстом Бога! О процветание! О граждане! О армия, некогда бесчисленная, а ныне невидимая, словно корабль, утонувший в пучине! О дома и дворцы всех мыслимых видов! О священные стены! Ныне я припоминаю вас всех и, как если бы вы были воплощенными существами, скорблю вместе с вами, хотя потребен новый Иеремия, дабы возглавить хор в этой скорбной трагедии…
Золотые ворота
Дорога из Юргюпа в Стамбул на автобусе занимает двенадцать часов. Автобус отъезжает ранним вечером и прибывает на рассвете. Несмотря на предоставление дежурных удобств, вроде влажных салфеток с ароматом лимона и неограниченного количества холодной воды, никому не рекомендую проделывать это путешествие. Турки, вопреки своей репутации стойкой и закаленной нации, смертельно боятся сквозняков, и водитель выключает кондиционер всякий раз, как только ваша бдительность ослабевает. Кроме того, турецкие мужчины считают своим патриотическим долгом дымить, как паровозы, так что воздух в салоне вскоре становится соответствующим. Я то спал, то просыпался, и сны все были какие-то обрывочные. Якобы я сплю в устланном роскошными коврами номере гостиницы «Малая Азия». Почему-то рядом со мной то и дело появляется и исчезает какой-то мальчик. Комната украшена бумажными букетами, вымпелами и пластиковыми занавесками. Мальчик одет в темно-синюю накидку и колпак, усеянный серебряными звездами. Я ненадолго проснулся и увидел полную луну, заливающую своим светом зеркало огромного соленого озера в центре Анатолийского плоскогорья.
За Анкарой дорога начала подниматься в горы, что меня озадачило. Почему мы не поехали более легким путем – вдоль северного края плоскогорья и по долине реки Сакарьи? Я вновь провалился в сон, на этот раз без сновидений. В горах вскоре начался дождь. Он продолжался и тогда, когда серый рассвет осветил унылые окраины Измита – древней Никомедии. Береговая линия между Измитом и Стамбулом некогда была очень красивой, но теперь ее безвозвратно изуродовали. Здесь, среди поместий, небольших укрепленных городков и знаменитых монастырей император Феофил выбрал место для строительства своей резиденции в Бриасе, напоминавшей дворцы из «Тысячи и одной ночи». Ныне море отравлено, большая часть лесов вырублена. Я подавленно и безучастно разглядывал, не в силах оторвать взгляд, голые склоны холмов и штабеля бревен, достигающие высоты пятиэтажного дома. Заводские печи вспышками освещали берег; химические заводы выпускали клубы желтого дыма; цементные заводы и карьеры покрывали окрестности густым слоем пыли. Рай земной, воспетый византийскими поэтами и историками, превратился в подобие ада. После недель, проведенных в пустынных пространствах плоскогорья, этот суетливый, беспорядочный и скудный пейзаж воспринимался как наваждение: казалось, стоит только закрыть глаза, и он исчезнет; но, увы, его присутствие оказалось неотступным, как мигрень.