Вижу цель

Ей было невдомек, что на самом деле причин для ревности у нее более чем достаточно, хотя хватило бы и одной: за прошедшие шесть дней Эрик успел не только обручиться с некоей Катей ван дер Багге, приходившейся ему, к слову, дальней родственницей – четвероюродной тетей или что-то в этом роде, – но и принести вместе с ней брачные обеты. И даже это не суть важно, потому что, если верить Верене Бургарт – а не верить доверенному врачу семьи Вильф у Эрика просто не было причин, – неоднократные попытки молодоженов зачать ребенка в конце концов увенчались успехом. К сожалению, Эрик не владел подробностями. Если честно, он совсем не разбирался в вопросах акушерства и репродуктивной медицины, но профессор Бургарт утверждала, что знает наверняка: оплодотворение яйцеклетки, принадлежащей Кате ван дер Багге, состоялось со стопроцентной вероятностью, и получилось это у Эрика буквально с первой попытки, еще до того, как их с Катей официально объявили мужем и женой. История, что и говорить, странная, пожалуй, даже невероятная, но все случилось, как случилось, и к тому же так быстро, что Эрик не успел еще все это толком переварить. Он знал, разумеется, что женат – вот уже целых четыре дня подряд, – как знал и то, что, скорее всего, через девять месяцев станет отцом, но одно дело знать, и совсем другое – все это «знаемое» осознать и принять. И вот с осознанием того, что с ним произошло, принятием вытекающих из этого следствий и окончательным превращением имперского капитан-лейтенанта Эрика Минца в холодянского адмирала Морица Якоба Вильфа дела обстояли не так, чтобы очень хорошо. Но и времени на рефлексии у Эрика не было тоже. Время слишком ценный ресурс, и его, как и следует ожидать, никогда и ни на что толком не хватает.

– Подожди, Нин[68]! – остановил он Анну. – Нам надо поговорить… Вернее, мне надо тебе кое-что рассказать.

По-видимому, выражение его лица было настолько недвусмысленным, что Анна не стала переспрашивать. Кивнула. Села в кресло и выжидающе посмотрела на Эрика. Улыбка сошла с ее губ. Лицо стало серьезным, и во взгляде появилась нешуточная озабоченность. Она, разумеется, не могла знать, о чем пойдет речь, но была слишком умна и достаточно опытна, учитывая то, где и с кем она росла, чтобы понимать, по пустякам такие разговоры не затеваются.

– Видишь ли, Нин, – начал он издалека, – все очень серьезно. Ты ведь знаешь, куда я ездил?

Анна кивнула, подтверждая, что знает, или, просто отмечая, что риторический вопрос Эрика услышан и принят к сведению.

– Оказывается, я действительно Вильф. Но дело на самом деле не в том, что я нашел родственников. Я нашел семью.

– Да, да! – подтвердил он невысказанную вслух догадку Анны. – Речь идет о близких родственниках, Нин. О родных дядьях и тетках, двоюродных сестрах и братьях, о двух бабушках и одном настоящем дедушке. Представляешь?

– Они тебя приняли, – Анна не спрашивала, она произнесла вслух то, что Эрик еще не успел ей сказать сам.

– Да, – подтвердил Эрик. – Приняли.

– Твои родители?..

– Теперь я знаю, кем они были, – вздохнул Эрик, и сам еще не до конца понимавший, что это означает для него лично и для всех, кто его окружает. – У них, как и должно быть, есть лица, история, семейные связи. Известно, как и зачем они оказались с нашей стороны Пустоты. Даже известие, что они ждут ребенка мужского пола, поступило к Вильфам как раз тогда, когда я должен был, по идее, родиться. Никто не знает, что случилось потом. Ни свидетелей, ни записей. Ничего. Так что, по-видимому, я действительно сирота, но сейчас речь не об этом. Оказывается, я член правящей семьи, и мне принадлежит определенное место в иерархии клана, и это очень высокое место, Нин. Почти на самом верху, если быть точным в определениях.

О том, что ему принадлежит не только место в семье, но и родовое имя, Эрик благоразумно умолчал. Сейчас он излагал облегченную версию событий, и в этой истории он оставался Эриком Минцем, получившим право на фамилию Вильф, но не более того.

– Я… Видит бог, Эрик, я так рада за тебя! Так рада! – Анна встала из кресла и в порыве чувств шагнула к Эрику, как если бы собираясь его обнять, но делать этого не стала, остановилась на полпути. – Семья – это очень важно. Зачастую это все, что у нас есть…

– Очень странное чувство, – признался он, глядя Анне в глаза. – Я… Понимаешь, я все еще не привык к мысли, что у меня есть родня. Семья… Род, – пожал он плечами. – Как-то это странно… Неправильно… Ломает стереотипы, если ты понимаешь, о чем я говорю. И ведь они приняли меня!

– Что это означает для тебя на практике? – Анна сдержала эмоции, не стала охать или ахать, обниматься и «сопереживать». Напротив, она заговорила с ним так, как стала бы говорить с кем-нибудь из своей среды. Из тех, кого в империи называли золотой костью. – Каковы последствия?

– Последствия, – кивнул Эрик. – Что ж, есть и последствия. Как не быть!