Визионер

– Мои воспоминания. Чудесное время, ушедшее навсегда. Порой мне печально глядеть на них, но это светлая грусть, щемящая и нежная. Вам, наверное, сложно это понять, вы так молоды.

– У меня есть фотография отца, его не стало больше десяти лет назад. А мама… даже карточки её не осталось, я никогда её не видел. Думаю, я понимаю, о чём вы говорите.

– Ну надо же. Мне так жаль. Мы с вами потерянные дети, хоть и из разных поколений. Хотите, посмотрим вместе?

– С удовольствием.

– Тогда лучше начать с первых снимков. Это мама с папой и старший брат Серёжа, здесь ему три. Тут отец ещё не совсем облысел. Рано начал и очень стеснялся. А это фото снято гораздо позже, здесь уже все пятеро детей.

– Я вас и не узнал сразу, с этим ёжиком на голове.

– Переболела свинкой, пришлось подстричь волосы. Я поэтому тут такая сердитая, не хотела фотографироваться. А это мой выпускной год в гимназии. Барышню рядом со мной узнаёте?

– Это же… Анна Петровна!

– Да, Анечка.

– Как же они с Соней похожи. Но Соня, пожалуй, чаще улыбается.

– В ней столько жизни. Наше солнышко. А это папа с художниками здесь, в Абрамцево. Тут Серов, Репин и Суриков.

– Ваш отец и на рояле играл? Уникальная личность.

– Несомненно. Другого такого нет. А здесь летнее чаепитие на террасе. За столом ни одного свободного места, так было каждый день. Можете себе представить?

– После сегодняшнего праздника уже могу. Мне кажется, ваш дом нуждается в людях, скучает без них. Простите, если я кажусь бестактным. Это не моё дело, конечно…

– Отнюдь. Я и сама сегодня поняла, что заскучала без общества. Как хорошо, что мы устроили праздник.

– А это лицо мне знакомо… Постойте, это же Орест Ганеман?

– Да, как раз недавно женился тогда. Вот его Регина рядом.

– Она, кажется, умерла пару лет назад?

– Да, такая трагедия. Хотя нетривиальная, скажу вам, была дама – резковатая и холодная, но на сцене совершенно преображалась. Орест её просто боготворил.

– На сцене?

– Она ведь была актрисой, и довольно известной. Прима Московского художественного театра. Может, в обществе слыла не самой участливой женщиной, но её потрясающий актёрский талант искупал это несовершенство. Вот, кстати, смотрите: это мы устраивали во дворе театральную постановку. Регина играла святую Ашеру, а Орест – Орхуса.

– Какой отличный грим, сразу и не узнать никого.

– А костюмы какие, заметьте! Это Женя Франк придумал и сшил, такой талантливый мальчик. Слышала, он потом стал известным модельером. Вот он и сам, кстати – играл тогда Алдону.

– Это Жюль Франк? Никогда бы не подумал. И они с Ганеманом, оказывается, знакомы?

– Творческие люди, богема – это очень тесный мир. Все на виду. Какое изумительное было время. Каждый что-то созидал, играл, творил… Как я скучаю по той атмосфере.

– Вы ведь хотели открыть здесь музей, Александра Саввична. Оставили эту затею?

– Что вы, я по-прежнему горю идеей. Каждый месяц пишу в городскую управу с просьбой дать разрешение. Но, увы, ответа нет. Видимо, моё дело не кажется им важным.

– Жаль это слышать. Хотел бы я посодействовать, но, к сожалению, знакомств в управе не имею.

– На всё воля божья. Если ему будет угодно мне помочь – так и случится рано или поздно.

– Вот вы где! – В дверях возникла знакомая рыжая голова. – Все спят как заколдованные, а на улице так хорошо.

– Сонечка, может, тогда покажешь Дмитрию наши владения? А то он толком и не видел ничего, кроме дома и речки.

– Конечно, тётя Саша. Прогуляемся?

Глава 10, в которой заканчивается пастораль и начинается фарс

– Я хотела на тебя обидеться, но потом передумала, – заявила Соня сыщику, когда они вышли на улицу. – Это баня, она похожа на сказочный теремок. Построена по проекту архитектора Ропета.

Митя засмотрелся на деревянное кружево наличников и четырёхскатную крышу в красно-зелёных ромбах и лишь потом спохватился:

– Обидеться? За что?

– Ты жульничал в игре!

– Вовсе нет. Приём был хитрый, но легальный. Ты просто его поздно раскусила.

– Не люблю теннис. Но, признаю́, ты выиграл честно. А Полина просто поддалась эмоциям, поэтому ошиблась.

– Она отлично играет, но ты права – ей недостаёт выдержки.

Соню так и подмывало спросить, что же Дмитрий ужасно неприятного сказал Полине, отчего она так злилась. Но нет. Пусть сам расскажет. Увы, Митя не торопился этого сделать. А барышне невместно задавать такие щекотливые вопросы. Поэтому Соня, положив пальцы на любезно предложенный сгиб локтя, с видом радушной хозяйки шла по дорожке и рассказывала гостю об усадебных постройках.

Незаданный вопрос тихо зудел на задворках сознания, как недобитый прислугой увёртливый комар.

– Это семейный храм? – спросил Митя, увидев впереди небольшое здание с характерным восьмигранным куполом.

– Да. Здесь похоронены Мамонтовы, мы с тётей Сашей сюда ходим каждое утро. Присядем? Тут очень спокойно, мне нравится это место.

Лавочка на теневой стороне церкви, оплетённая вьюнками, словно располагала к созерцанию и приятной беседе. Соня сорвала цветок и теперь задумчиво вертела его в руках.

– Расскажешь про расследование?

Митя вздохнул:

– Я обещал твоей маме…