Визитная карточка хищницы

В оконца пробивался скупой свет близких сумерек, и Елизавета зажгла лампу. Стало уютней, но в углах комнаты сгустились тени. Девушка провела пальцем по корешкам книг: Бердяев, Платонов, Бунин, тут же Макиавелли, Плутарх, Спенсер. На соседней полке теснились сборники стихов Вяземского, Баратынского, Гумилева. Книжное многообразие не говорило о литературной всеядности Германа Андреевича, скорее наоборот – о его редкой взыскательности и необычайной разносторонности. Дубровский-старший любил в ненастную погоду, когда в окна стучится ветер вперемешку с дождем, лежа на потертом кожаном диванчике, почитать. Эту страсть он старался привить и своим детям. Елизавета неплохо ориентировалась в классической литературе, предпочитая Гоголя, Толстого, Достоевского. К поэзии она относилась с прохладцей, делая исключение, пожалуй, только для Блока. На его прекрасную Незнакомку, окутанную туманами и бесконечной таинственностью, Елизавете когда-то очень хотелось походить. Денис грезил фантастикой и приключениями. Одолев с поразительной быстротой пятнадцать томов Герберта Уэллса, он внезапно охладел к чтению и занялся традиционными для своего возраста занятиями: компьютерными играми, боевиками, справочниками по восточным единоборствам.

Внезапно палец девушки натолкнулся на небольшую общую тетрадь в синем клеенчатом переплете. Среди книг и тоненьких брошюр она была почти незаметна. Елизавета вынула ее. Пробежав глазами по первой странице, она нахмурилась. Что это?

«Как в море льются быстро воды,

Так в вечность льются дни и годы» – строчка из Державина.

Далее записи, сделанные знакомой отцовской рукой, какие-то даты:

« Может ли отец равнодушно относиться к неудачам своих детей? Сегодня Лизонька сдавала последний выпускной экзамен в школе. Что-то перепутала в датах, и вот результат – четыре балла». Лиза заулыбалась. Ну конечно! Она, помнится, перенесла время правления императрицы Екатерины II на один век позже. Молодой учитель истории, пытаясь спасти положение, решил мягко указать на неточность ее ответа, но она подобно барану уперлась. Цитировала Пикуля, а когда поняла, что не права, было уже поздно. Соглашаясь с тем, что выпускница блестяще знает учебный материал и владеет массой дополнительной исторической информации, комиссия не простила ей очевидного промаха. Сидя на подоконнике, Лиза вытирала подолом школьного фартука слезы, а отец утешал ее. « Мне хотелось вмешаться, объяснить этим школьным тугодумам, что у каждого бывают в речи оговорки, но передумал. Лиза уже вышла из того возраста, когда принято прятаться за спину родителей. В конце концов любая неудача есть прежде всего добрый урок». Ниже дата.

Не было сомнений, Елизавета нашла отцовский дневник. Взобравшись с ногами на диван, она укрылась клетчатым пледом, как некогда делал отец, и погрузилась в волшебный мир давно ушедших дней. Мелькали даты, значительные и мелкие события их жизни, чьи-то фамилии, образы уже забытых людей, испарившихся из их жизни в один из промозглых сентябрьских дней, когда хоронили отца. Лиза перелистала тетрадь. Почти все 96 листов были заполнены аккуратным, до боли знакомым мелким почерком. Лиза вернулась к началу. Она вздрогнула, пробежала глазами строчки и замерла. Не может быть!

«Александра Суворова, бесспорно, можно считать человеком нового поколения современной России. Сколько молодой энергии, почти юношеского задора в нем! Не скрою, страдаю белой завистью. Как бы мне хотелось, сбросив с плеч мудрость и тяжесть прожитых лет, очертя голову броситься в водоворот жизни! Думается, надо познакомить его с Громовым. Старику он должен понравиться. Неистощимый кладезь идей!»

Она вспомнила вдруг бессмысленные, как ей тогда казалось, речи Зверева: « Дубровский был плохой человек! Он не любил Александра Петровича». Речь шла о ее отце! Значит, Герман Андреевич и Суворов были знакомы, и, судя по дневнику, это было не шапочное знакомство. Строчки знакомого почерка просто заряжали энергией. Похоже, отец попал под нешуточное обаяние этого молодого человека. Но ведь он неплохо разбирался в людях! Как такое могло произойти?