Визуальные искусства в ситуации глобализации культуры: институциональный аспект

К 1970-м в определенной мере наладились связи между «советским подпольным искусством» и западным миром, в частности, с правозащитными организациями. А. Окунь, «представитель «газоневской культуры», вспоминает: «Когда в Москве смели бульдозерами выставку, было много разговоров. Уже на следующий день по всем зарубежным радиостанциям говорили, что в СССР уничтожают искусство, как в нацистской Германии. Эти разговоры властям были ни к чему, и повторения событий они не хотели. Поэтому, когда питерские художники пошли в Управление культуры и сказали, что мы хотим выставку, дайте нам ее, иначе мы тоже выйдем на улицу, властям ничего не оставалось, как дать помещение на окраине города» [62] .

К феномену «андеграунда» относится достаточно большое количество художественных течений и направлений – от авангарда и поставангарда до символизма и неопримитивизма, от концептуализма до абстракционизма, «магического реализма». Вне закона в советский период мог оказаться автор, не соответствующий не только идеологии, но и художественным средствам, изгнанным из канона надлежащего. Парадокс, но к «параллельной культуре» того времени можно причислить не только феномены, существовавшие в синхроническом, но и в диахроническом историческом срезе. В СССР книги и картины, созданные в различные периоды истории мировой культуры, репрессировали, изымали из библиотек, собраний, правили по цензурным соображениям. Вместе с тем советская система провоцировала и сакрализацию произведения искусства: подвергая цензуре, уничтожению, сжигая предметы искусства, там самым признавала его идеологическую и телесную ценность. Свойственное западному актуальному искусству драматическое взаимодействие разных параллелей существований предмета (предмета, явления, идеи) в советской практике обозначалось исчезновением реальности как таковой. Присутствие/отсутствие простых предметов, их исчезновение из окружающего мира, сакрализация, как и пропажа людей и идей вследствие переписывания части истории делали сюрреализм не эстетическим жестом, а частью жизненного мира, осмысляемой в искусстве. Как точно заметил Иосиф Бродский, что «для нас Диккенс был реальнее, чем Политбюро». В таких условиях в «параллельную реальность» андеграундной жизни вынуждено или по собственной воле попадали представители различных художественных школ и направлений, это особая реальность, где, как точно заметил С. Ковальский, «инокомыслие» было тесно связано с «инакоделаньем». Если проанализировать творческие принципы художников – представителей неофициального искусства, то можно выделить несколько направлений. Во-первых, художники, которые не совпадали с советским академизмом по формально-стилевым установкам; во-вторых, художники, которые пытались противостоять принципам советской системы содержательно. В-третьих, творческие личности, напрямую не критиковавшие существующую идеологию, при этом в своих произведениях создавали художественную реальность аксиологически и духовно параллельную советской жизни. В-четвертых, авторы, оказавшиеся в оппозиции по стечению жизненных обстоятельств, а не по художественным или духовным установкам: A. Вязьменский, А. Аветисян и многие другие художники, ряд из которых сегодня признаны не только в России, но и за рубежом. Эти авторы часто были нонконформистами в силу невозможности в советских условиях получения официального статуса «художник». Их работы сложно причислить к антисоветским по форме или содержанию. Антисоветским было само их желание заниматься искусством. Сложно, и, наверное, не нужно, сравнивать – какой вариант нонконформизма (формальный, содержательный, вынужденный) более действенен, тем более, что все эти направления часто переплетаются в произведениях одного автора.