– С чего ты это взяла, тыквенная голова? – её всегда забавляла эта фраза. Прибегнуть к ней – это как перевернуть страницу сценария на тысячной репетиции. Точно знаешь, что будет дальше.
– Я давно это знаю, только время пришло об этом поговорить, – плечи Мэгги неуловимо задрожали, она говорила шепотом.
Фрэнку было неприятно, что оборот не сработал, теперь нужно придумывать что-то прямо сейчас. Желательно стоящее, потому что в этой главе у нас плачущая жена. Ещё одна мысль некстати, сегодня было признание в любви и сразу ещё и обвинение, что любви больше нет. Сумасшедший Амур решил поддерживать баланс?
– Мэгги, перестань, конечно, я люблю тебя, что ты такое говоришь, – доля эмоций в словах – достаточная. Фрэнк обошёл стол, обнял жену. Добротный приём, практически безотказный.
– Не трогай меня! – переход с шепота в истерику был очень резким, Мэгги вскочила и дёрнулась от мужа. – Я тебя ненавижу, – слёзы успели разъесть недорогую тушь, иссиня-чёрные ручейки бежали по щекам отчаявшейся домохозяйки. Фрэнк смотрел на раскрасневшуюся жену, она выглядела некрасивой и жалкой. Сам он жалости не испытал при взгляде на неё, за что получил укол от всколыхнувшейся совести.
– Да, что с тобой такое! – уж переход в наступление всегда заканчивается победой. Нет таких женских эмоций, которых не смог бы укротить властолюбивый Фрэнк.
– Где вот ты был сегодня, Фрэнк? ГДЕ ТЫ БЫЛ? – Мэгги оперлась на стол и закричала безо всякой причины.
– Я был на деловом ужине, с клиентом, я же тебе говорил, – Фрэнк был спокоен, высокие тона жены раздражали его слух не больше обычного.
– А с каких пор ты называешь шлюх из своего офиса КЛИЕНТАМИ? – Мэгги выплюнула смесь ругательства и обвинения в лицо мужу. – Мне звонила Энни, она ужинала в твоём любимом баре, она всё видела!
То ли многолетняя выдержка старого адвоката дрогнула, то ли Фрэнку где-то в глубине душе надоело прятаться, но на его лице отразился испуг. Скорее, тень испуга. Но Мэгги её и ждала.
– Что ты молчишь? Так значит, это правда. Подонок, какой же ты подонок, – Мэгги рухнула обратно на стул и заревела во весь голос. Фрэнк постоял несколько секунд, осторожно открыл холодильник, достал виски и налил в бокал. Потом вернулся на своё место. Терпеливо подождал, пока жена немного успокоится, с удовольствием допил обжигающий напиток.
– Мэгги, сегодня у нас разговора не получится. Завтра суббота, давай выспимся и поговорим утром, – Фрэнк вложил максимум успокоения в свой твёрдый голос.
– Утром? Утром? – Мэгги подняла на него свои красные и припухшие глаза. – Да, давай поговорим лучше через неделю! Или две! Зачем спешить? Ты разрушил нашу семью, мою жизнь, жизнь своих детей! Можно теперь бухну́ть и завалиться спать. А мы сами разберёмся. А я сойду с ума. Отличный план, Фрэнк! – она смахнула пустой стакан со стола, он ударился в стену и разлетелся на осколки. Лучшее музыкальное сопровождение разбитого брака.
Фрэнк не знал, что говорить. И не хотел. Может, это не такой плохой финал для пьесы, которая уже многие годы не может сойти с повторяющихся одинаковых витков? Он взял бутылку виски и поднялся наверх. У Мэгги горе, внезапно ставшее реальностью, захлестнуло ненависть, и она не могла насытиться слезами, которые копились годами. Легче не становилось, только одиночество, давно поселившееся рядом, мучительно для Мэгги вступало в свои права, заполняя её душу, её дом, её кухню.
Прошло несколько холодных месяцев. Дом перестал быть домом, он стал зданием, в котором живёт «недосемья». Глава семейства, бывший глава семейства, жил в центре. А бездушная машина с нацарапанной искусанными ногтями надписью «Развод» работала как часы. Расписание встреч с детьми висит на холодильнике. Перечисление алиментов на банковскую карточку. Визжащие сыновья от дорогих подарков на дни рождения. Младшие не реагировали так остро на перемены. А для Маргарет развод стал катализатором всех пагубных процессов в девочке-подростке. Ожидаемо. Но от этого никому не легче. Разъяснения «почему именно всё так плохо» никому не помогают, скорее, раздражают.