Вход в плен бесплатный

— «Генеральские»… — Мол, не мог «Сейко» для нас приобрести. — Устраивайся, — проведя лицом по борту машины, бьют по ногам, сбивают на землю.

Оберегая лицо, стараюсь упасть на бок, как при парашютных прыжках. Локтем впиваюсь в чернозем. Придется отстирывать пиджак.

Идиот! Каким нужно стать идиотом, чтобы думать о подобных мелочах. Чтобы вообще ехать в эту командировку. Кому что доказал? Хотел впечатлений? Налоги и война… Бред! Война — это боль, грязь, страдания. Смерть. Бессилие слабого и безоружного. Упоение своей всесильностью человека с оружием. Игра своей и чужими жизнями. Плен. «Спецназ, который не вернется». Я не спецназ, но уже ясно, что не вернусь тоже. Накаркал.

Начинает накрапывать дождик. Подводят Бориса и Махмуда, их сковывают одними наручниками. Автоматчики стоят по кругу, один из них уже в моей рубашке. Непримиримый рассматривает мои книги, найденные в сумке. Вычитал в сведениях обо мне что-то неприятное для себя:

— Значит, воевал в Афганистане? Убивал мусульман? А ты знаешь, что они наши братья?

Сзади кто-то бьет ногой и прикладом. Сдерживаюсь, не оглядываюсь. Да и что это даст, тем более, что за Афган у меня медаль «За отвагу» и орден. Надо надеть «рубашку» и держать удары. Бьют — значит, выпускают пар. Они должны бить, это для них психологическая разрядка. Держать удары… Держать… Все равно держать…

Выручая меня, недалеко от лесополосы затарахтел вертолет. Ищут нас? Вдруг с трассы все-таки передали на блокпост о захвате инкассаторской машины и начались ее поиски?

Появление «вертушки» настораживает и конвоиров. Они выставляют в ее сторону оружие и заметно оживляются, когда гул смолкает. В сумке отыскался, наконец, и фотоаппарат. Завтра проявится пленка, и мой чистосердечный ответ про отсутствие оружия расценят как издевательство: на снимке меня обнимали, кажется, четверо воронежских пулеметчиков.

Глупо. Все глупо в этой командировке…

— Ну, а теперь колись, откуда ты, — нависает каменной глыбой Непримиримый.

— Из Москвы. Налоговая полиция России.

— Сказки рассказывай на ночь детям. Из ФСБ или ГРУ?

— Из полиции.

— Ты рискуешь вывести меня из терпения. Я ясно спросил.

— Мои документы у вас.

— «Крыша». Все это, — он потряс удостоверением, журналистским билетом, книгами, — прикрытие. Ты фээсбэшник и выполнял какие-то сложные задания, потому что в сорок лет просто так полковниками не становятся.

Такой «аргумент» крыть нечем, остается пожать плечами и молчать. Хорошо, что не два года назад поймали: полковником я стал в тридцать восемь. Просто не прятался от Афгана. На Курилах был, на Памире. Спускался в ракетные шахты, заходил к врачам в операционные. Записывался в отряд космонавтов, прыгал с парашютом и форсировал в танках реки по дну. Теперь можно спросить: зачем? Все обрывается, когда тычут мордой в чернозем.

Чуть в стороне от нас подъезжают и отъезжают машины, около нас появляются и исчезают все новые люди. Им приятно пнуть меня, но делают это сзади, воровски: то ли не хотят показывать лиц, то ли им интересно наблюдать, как я дергаюсь от неожиданных ударов. А лично мне становится все равно. Первый испуг прошел, и хотя безысходность осталась, определяю для себя главное — собраться, не паниковать. Что будет— то и приму. От меня сейчас ничего не зависит.

— Ты что такой спокойный? — видимо, я слишком явно посылаю судьбу по течению, и это замечается боевиками. Недовольны: — Ну-ну, посмотрим на тебя через пару часов.

Прячась от дождя, Непримиримый залезает в кабину и смотрит на нас, лежащих на земле, оттуда. Бориса и Махмуда дергают меньше: все же мусульмане, соседи-балкарцы. Их могли бы вообще-то и отпустить, это предписывает тот же закон гор. Одному оставаться, конечно, тяжко, но зато они хоть что-то сообщили бы обо мне на волю.

Постепенно темнеет, и вспоминаю сегодняшнюю дату — 21 июня. Самый длинный день в году. Самый несчастный. Наверное, самый несчастный…

Подъезжает еще одна машина. Меня поднимают, приковывают наручниками к дверце машины. Боевики расстилают газету, выкладывают продукты — колбаса, хлеб, бананы, помидоры, сок. Приглашают к столу сначала нас, а когда мы, скромничая, отнекиваемся от угощения, настоятельно рекомендуют:

— На вашем месте мы бы кушали. Вами заинтересовались в горах, а там кормить не будут. Вообще-то, по правде, жалко вас.

Спасибо, пожелали приятного аппетита. Хорошо, что хоть честно и откровенно. Впрочем, им-то кого и чего стыдиться? Хозяин прав даже тем, что пьян…

Вот только бы наши поторопились с поисками. Сегодня пятница, считаем, что день прошел. В субботу Управление собственной безопасности налоговой полиции, которому предписано разбираться как раз с захватами и освобождением заложников, всегда на службе. До обеда всегда на рабочем месте и Директор. Значит, завтра уже что-то может быть предпринято по моему поиску. Если давать два-три дня на раскачку и переговоры, то через неделю можно ждать первых результатов. Если, конечно, в горах сразу не расстреляют. Выдержать неделю.

Как долго!

Из оперативного сообщения № 112: