— Ну и дурень. Это не по-мужски — обижаться на глупость. — Савостин взял свой мобильник, прошелся по вызовом. — А мы сейчас его наберем. Наберем и пригласим для беседы. Только будь с ним поаккуратней. Народ после тюрьмы всегда нервный бывает. — Он послушал гудки, развел руками. — Не отвечает. Видать, и правда обиделся, гаденыш.
Выпивали, как говорится, по-черному. На круглом столе лежала в тарелках нарезанная колбаса и сыр, на большом блюде горкой были навалены огурцы и помидоры, хлеб слегка уже подсох и был похож на подметки. Из выпивки две бутылки полностью уже оприходовались, третья только была откупорена.
Нинка была пьяная почти в хлам. С трудом придерживала кулачком падающую голову, наблюдала, как наливал себе водку Артур.
Он был почти трезвый — то ли из-за нервов его не брало, то ли голова находилось совсем в другом месте.
Глянул на экран зазвонившего мобильника, выключил.
— Кто? — поинтересовалась Нинка. — Старые знакомые или давняя родня?
— Не разобрал.
— Со мной такое бывает. — Она хохотнула, взяла свою рюмку, дотянулась до рюмки Артура. — Слышь… А паспорт там… или другие документы? С этим у нас как, в порядке?
— Не знаю, как у вас, а у нас в порядке. Паспорт, как и совесть, всегда при мне, — с ехидной злостью ответил Артур.
— Вау… У тебя, дружок, есть совесть?
— В отличие от некоторых.
— Извините, уважаемый, это намек?
— Стараюсь без намеков.
— Молодец. Герой. Но ты, герой, так и не ответил на мои вопросы. А их у меня два. — Она сделала глоток, взяла кусок хлеба. — Первый, блин! За что тебя поперли Савостины? И кто конкретно — Мишка или Тонька?
— Уже говорил, сам ушел. — Артур тоже выпил. — И на этом точка.
— Гордый, что ли?
— Гордый.
— Не верю. А хоть какую копейку напоследок кинули? Чтоб с голодухи не подох.
— Не подохну. Ты накормишь.
— Накормлю. И не только. — Нинка дотянулась до его руки, неожиданно поцеловала. — Хоть и не верю, но уважаю. Я бы тоже так поступила, потому что меня лучше не обижать. Кто голос или руку поднимет, тот пожалеет. — Она помолчала. Собираясь с мыслями, подняла голову. — Второй вопрос, дубарчик.
— Чего-о?
— Извини, не так выразилась. Ответь на другой вопрос, милый. Почему Антонина стала строить караоке без меня? Выслушала, вынюхала, послала. А тебя на подхвате. Почему?
— Слушай, надоело! Давай спать!
Артур попытался встать, Нинка усадила его на место.
— Только без психа. Без нервов. Я тоже это умею. — Она с трудом поднялась, подошла к тяжелому комоду, открыла одну из крышек.
Вынула довольно плотную пачку пятитысячных купюр, помахала ею в воздухе.
— Я даже бабло на это караоке отложила. А эта сучка кинула. Знаешь, сколько здесь? Сто тысяч рубликов! Месяц копила, во всем себе отказывала. Думаешь, не обидно?
— Обидно, залуди себе тоже такое караоке. Какие проблемы, если бабки есть?
Нинка помолчала, презрительно глядя на него, положила деньги обратно:
— Не думала, что ты такой дуболом. Но об этом не сейчас. Завтра. Сядем и обмиркуем. Чтоб без вопросов. Как будем, с кем и для чего. — Она направилась в соседнюю комнату, оглянулась. — Только сегодня не приставать. Сегодня я никакая. Пьяная. Поэтому ждем и терпим.
Нинка ушла. Артур посидел какое-то время неподвижно, пожевал кусок сыра, добрался до небольшого диванчика, свернулся калачиком и тут же уснул.
Проснулся он, когда в окно уже слабенько царапалось утро. Сбросил ноги на пол, посидел какое-то время, тяжело водя головой, поднялся.
Нинка в своей комнате спала крепко, разметав руки по широкой постели.
Артур вернулся обратно, в туалете умылся, прополоскал рот, причесал взлохмаченные волосы.
На столе нашел чистый стакан, налил в него сладкого компота, выпил. Шагнул к окну, стал смотреть на улицу. За стеклом протарахтела трухлявая «Нива», потом пробежала бездомная собака, и больше не было ни души.
Артур двинулся было к выходу, но вспомнил о чем-то, протопал обратно.
Достал из комода пачку денег, которые показывала Нинка, сунул ее в карман и покинул комнату.
Нинка, наспех умытая и так же наспех причесанная, стояла за кассой пустого магазина, кричала в мобильник: