Так о каком бессилии могла идти речь, если я точно осознавал свою полнейшую сопричастность МИРУ?! Я могу всё!!! И я сделаю МИР счастливее, лучше и прекраснее за счёт одного только намерения истинного блага и добра для всех, для любого и каждого из моих собратьев! Вот он универсальный ключ к решению с виду невыполнимых проблем, стоявших перед землянами, а также перед жителями великолепной Светлозарии…
Внезапно всё пропало, куда-то исчезло, и я остался наедине со своими недавними замечательными открытиями. Вдруг откуда-то издалека прозвенел смех моей подружки Застры, а затем отчётливый и слегка приглушённый голос Светломудра изрёк:
– Всё в твоих руках, о возлюбленный ученик наш, всё в твоих руках… и помни об увиденном! Всё сиё виденное тобой, – суть рождение чуда ЖИЗНИ! Защищай тех, кто доверился тебе и да будет твой путь лучезарным и священным свидетельством твоего истинного служению миру Добра!
– А как же, Учитель, противостоять мне глобальным силам разрушения и хаоса?! – выкрикнул я в пустоту.
– Всё в твоих руках, о, ученик наш! Обрети спокойствие внутри себя, и мир в тот же миг обретёт все блага через твой путь и спокойствие… Медитируй и спасёшься, о, ученик мой! И МИР спасётся через тебя!.. – были последние слова, которые прозвучали для меня из глубины этого потрясающего видения.
Я огляделся по сторонам.
Один из ребят охраны приветливо улыбнулся в тот момент, когда я встретился с ним недоумённым и слегка затуманенным взглядом. В этом мире прошло не более полсекунды…
Самурай не проигрывает!
Глава 33
Я сел в машину. Странное чувство завладело мной. Я ощущал какую-то невероятную завершённость и лёгкость от произошедшего.
Да, я не сделал работу, хотя и произвёл точно и профессионально все действия необходимые для этого.
Да, «объект» не только не пострадал, а даже, как мне показалось, просто ничего не заметил благодаря удивительному «персонажу» рядом с ним.
Я плавно перешёл с первой на вторую скорость и медленно присоединился к общему потоку машин.
Наташа вопросительно смотрела на меня, когда я, молча и медленно, снимал пиджак и брюки, переодеваясь в домашний халат, и надевал тапочки. По стенам у меня всегда висят в рамках рисунки мастеров японской пейзажной и бытовой живописи. Они гармонично создают атмосферу неземного покоя и запредельной красоты окружающего мира. Такое состояние крайне важно для моей профессии, да и вообще для умиротворённого пребывания в любых задаваемых жизнью обстоятельствах.
Но сегодня, сейчас… Они, похоже, только подчёркивали всю абсурдность и нелепость данной ситуации, от которой у меня в сердце образовалось что-то вроде чёрной дыры, засасывающей все мои эмоции в какую-то мерзкую бездонную яму, в самую клоаку неизвестности, на дно глухого колодца, полного тупика. Я покачал головой на немой вопрос любимой.
– Где дети? – устало спросил я и, присев на кресло, притянул тут же к себе и Наташу. Она мягко высвободилась из моих объятий и, не ответив, всего лишь отошла к противоположной стене ровно под мою любимую японскую эротическую гравюру гениальной руки Кацусико Хокусай.
Волнения дня и какое-то воинствующее отторжение моей возлюбленной настолько сильно «торкнули» мою душу и зарядили изнутри бешеной энергией, что у меня тут же началась эрекция, я ринулся к Наташе, и между нами завязалась битва под названием «быть сексу или нет»…
Вскоре кровь молодого самца, как спичка факел, подожгла и женскую эротическую составляющую…
Подбадривающий рисунок Кацусико Хокусай тоже смотивировал и взбудоражил нашу сопяще-пыхтящую пару и мы, наконец, устроили безудержное «светопреставление» любви, в котором вмиг растворились наши страхи, и наши внутренние несогласия и амбиции любовников, и все наши проблемы вкупе с обычной неприкрашенной реальностью каких-то дел, каких-то мыслей. Мы улетели…
Улетели надолго, как утки с японской гравюры конца 18 века, как осенний полдень в туманную даль сумерек в окрестностях древнего Эдо, как пара весёлых ками (духов) с грешного берега средневековой Японии в призрачную и великую страну Мэй-фу – страну мёртвых…
После головокружительного и страстного секса, Наташа, перевернувшись на бок, тут же заснула сном грудного ребёнка, а я лежал и грезил о дне минувшем…
Меня обуревали неоднозначные и сильные эмоции, какие-то видения, смутные, но сильные «сигналы» моего бессознательного. Я переживал противоречивые состояния падения с высоты моих профессиональных амбиций, и в то же время потрясающую эйфорию чего-то возвышенного, чего-то за пределом обычных представлений и верований. Мне до жути была понятна суть пофигизма некоторых людей, в число которых определённым образом попал и я.