Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома

Приглашения были заказаны на английском и итальянском. «Мы просим вас о чести присутствовать на свадьбе…» Саро заказал кольцо с огромным сапфиром, у которого были настолько голубые грани, что они могли заставить Средиземное море позеленеть от зависти. Это был пятикаратный цейлонский королевский голубой овал, окруженный шестигранными бриллиантами, посаженными в 18 карат белого и желтого антикварного золота. Я знала, что буду привыкать к такому кольцу всю жизнь. Все происходило одновременно.

– Я знаю, я знаю, – отвечал Саро. Он переводил дух, его черепашья скорость не поспевала за моей заячьей. – Притормози!

– Ну так когда? – я снова начала разговор уже за рулем нашей маленькой «Тойоты», спускаясь по ветреным холмам Голливуда, пока Саро искал на полу машины потерявшуюся бутылку воды. Любое упоминание его родителей напоминало ему об их взаимоотношениях, наполненных разочарованием, тревогами и страхом. Это были уязвимые места задолго до того, как он влюбился в меня.

– Не по телефону. Я должен сделать это по-своему, – сказал он, красный от нарастающей злости, поворачивая ключ в двери нашей квартиры на Кенмор-авеню в Лос-Фелисе.

– Саро, ты не выйдешь из этой квартиры до тех пор, пока не сядешь и не напишешь письмо своим родителям, – сказала я, протиснувшись мимо него, чтобы первой успеть в душ и оставить последнее слово за собой.

Пять черновиков, три дня, две болезненные бессонные ночи – и он наконец был готов отправить письмо. Оно гласило (на итальянском):

«Дорогие мама и папа!

Я надеялся, что мне не придется делиться этой новостью с вами в письме, но, к сожалению, я не могу сказать вам это лично. Я женюсь. Я люблю Темби, и мы проведем остаток наших дней вместе. Наша свадьба состоится во Флоренции этим летом, 26 июля. Я надеюсь, вы решите прийти. Я с радостью вас поприветствую.

Ваш сын, Саро».

Я отправила им письмо, и мы стали ждать.

Когда две недели спустя пришел ответ с Сицилии, он был решительным и в виде трехминутного потрескивающего телефонного звонка. Его отец, Джузеппе, сказал: «Non ho piu figlio. – У меня нет сына». Саро был опустошен. Наблюдать за тем, как он закрывается, было ужасно, словно хотеть помочь раненому животному, но не иметь никаких возможностей это сделать. Я пыталась приободрить его, но была сломлена весом своего собственного разочарования и рухнувших надежд. Такого я не могла предвидеть.

Если бы недоверие имело слуг, отец Саро был бы самым преданным из них. Вот то немногое, что мне удалось собрать из кусочков и частей информации, которые скрепя сердце предлагал мне Саро за эти годы. Я знала, например, что Джузеппе не разговаривает со своим собственным шурином почти двадцать лет, и все из-за неудачной шутки – она ему не понравилась. Я знала также, что он выращивает чеснок и готовит свое собственное вино, у него плоскостопие и узловатые колени, он играет в карты, а не домино и никогда не играет на деньги. Деньги он держит в тугой пачке, завернутой в пластиковый пакет и спрятанной между рейками под матрасом. Редко когда относит их в банк. Он доверяет почте больше, чем банкам, потому что почтальон живет в его городе, он знает, где его найти. А банковский работник живет в соседнем городе. В основном Джузеппе не верит никому из тех, кто родился за пределами входа и выхода из его почти забытого горного городка. Включая меня.

Я не думала, что их отчужденность может стать еще хуже, но сейчас он отрезал от собственной жизни Саро, а меня использовал как скальпель. Потенциальное его отсутствие на свадьбе я могла пережить, но изгнание собственного сына из жизни и семьи было выше самого дикого моего воображения. Я подозревала, что первый раз, когда я увижу своих родственников со стороны супруга, случится на чьих-то похоронах.

– Но что насчет твоей сестры? Она придет? – Его молчание сказало мне все. Не дожидаясь еще большего разочарования, я сказала: – Что ж, я отправлю им приглашения в любом случае. – У меня было пятьдесят переливающихся, тисненных охрой приглашений, специально напечатанных на итальянском для друзей во Флоренции в надежде на то, что хотя мы и не были близки, кто-нибудь из его семьи придет. И будь я проклята, если не отправлю их.

– Темби, я же сказал тебе. Они не придут. Мой отец – глава семьи. Он всем ставит условия в соответствии со своими желаниями. Моя сестра не придет из-за уважения к нему.

– Саро, полегче с «уважением». Хватит уже. Я что, в фильме «Крестный отец»?

Уголки его губ поползли вверх, образуя улыбку, когда он выдавливал лимонный сок на тарелку с фенхелем, нарезанным толщиной с бумагу и выложенным поверх пармезана и руколы. Он пытался накормить меня, чтобы вывести из боя.