Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома

– Смотри, мой отец думает, что о нем начнут сплетничать, даже насмехаться. Он считает, что все американцы разводятся. И в его понимании я женюсь на девушке ниже по статусу.

– Ниже по статусу? Прошу тебя! У меня для него есть новости. Выращивание чеснока не очень-то высокоинтеллектуальное занятие. – Я разломила багет на две части голыми руками.

– Я знаю. Я знаю. – С этими словами он передал мне тарелку и поцеловал меня, что должно было напомнить о том, что выхожу замуж я, в конце концов, за него, а не за его семью.

– Ладно, они получат приглашение. Пусть сами отвечают за последствия своих действий, – сказала я, отправив полную вилку ароматного, подслащенного цитрусами фенхеля себе в рот и переключив внимание на то, как я собираюсь сообщить новости о родителях Саро своей семье.

Я родом из длинной линии прогрессивного, ломающего барьеры техасского чернокожего народа. На вершине списка находится мой прапрапрадедушка Робук Марк, который был достаточно наглым, чтобы открыть собственный почтовый офис и продуктовый магазин для вновь освобожденных рабов где-то в лесной глуши сельского Восточного Техаса. Он отбивался от грабежей и угроз линчевания и, говорят, научил свою лошадь приходить одну в ночной темноте обратно к его усадьбе, чтобы он мог вернуться незамеченным пешком через лес, избегая членов Клана и мелких воришек. После Робука были президент исторического колледжа для чернокожих, майор, один из первых чернокожих полковников американской армии, дядя с университетской библиотекой, названной в его честь, и моя двоюродная бабушка Альта из Колдспринга в Техасе (население 649 человек). Среди ее претензий на величие числились не только выигрывавшие все призы помидоры, которые она выращивала каждое лето, но и тот факт, что ей хватило духу выйти замуж за единственного в городе (и очень ирландского) доктора, Дока, в 1968 году. Альта и Док бросили вызов Джиму Кроу, открыв магазинчик в одноэтажном здании ранчо из красного кирпича напротив Колдспрингской тюрьмы и повешенных на ее балках. Говорят, их присутствие остановило традицию вешать негров за окнами тюрьмы, потому что Дока в городе почитали.

Затем были моя мать и мой отец, активисты. Это люди, от которых я произошла.

Поэтому когда я позвонила своим родителям, давно в разводе, но оставшимся в дружеских отношениях, чтобы сказать, что семья Саро не появится на свадьбе по причинам они сами могут догадаться каким, я надеялась, что они не повернутся спиной к длинной фамильной истории повстанцев, преодолевающих далекие от идеальных обстоятельства. И я надеялась, что какое бы ни сложилось у них мнение о том, что я скажу, им достанет чувства такта оставить это мнение при себе. Моему отцу очень нравился Саро еще с того дня, как они встретились во Флоренции. Моя мама сидела рядом с ним на моем выпускном. Он готовил пасту рядом с барбекю моего отца на вечеринке, посвященной выпускному. Он и моя мама делились друг с другом своей симпатией к Сиддхартхе. Родители обожали его чувство юмора, его великодушие и, без сомнения, то, как он любил меня. И все-таки я набирала их номера с неприятным ощущением в животе. Я бы не выдержала еще большей драмы. Тем, кто наконец это высказал, был мой отец; он сказал: «Что же, его семьи будет не хватать, но мы собираемся провести чертовски отличное время в Италии».

Они не разочаровали. Это был именно тот ответ, который был мне нужен.

Саро должен был понять, что наша свадьба пройдет с моей семьей, если уж не с его. Празднование в Италии оставляло дверь приоткрытой на тот случай, если его отец передумал бы. Куда именно Саро запрятал свое чувство утраты в то время, я не знаю. Это была запретная тема, и он бы не стал говорить об этом. Это ранило меня, но я уважала его действия. Я выбрала любить его, несмотря на те части, которые я не понимала. Он продолжал повторять «ты их не знаешь». И он был прав. Я фактически видела только одну их фотографию. Они стояли около своего дома на Сицилии. На фотографии отец Саро, кажется, только что вернулся с работы в поле и стоял в проеме входной двери. На нем была коппола (традиционный сицилийский головной убор), а его руки все еще оставались грязными после дневной работы. Мать Саро стояла на переднем плане прямо перед ним на боковой дорожке. На ней был передник, и она стояла наклонившись, а солнце светило на них сверху. Дул ветер. Должно быть, это было как раз перед ланчем. Она выглядела в точности как Саро, и я вроде как даже любила ее за это. В руках она держала метлу и, видимо, подметала, застыв на середине движения. Картина яркая и полная интимности домашней жизни, супружества. Когда я смотрела на эту фотографию и думала об этих своих родственниках, которых я могу так никогда и не узнать, мне было больно.