Я чувствовала, сегодня Королева бала — моя попа. И это была странно. Странно чувствовать, как моя киска уже расстраивается от того, что его внимание будет уделено не ей. Месье снял с меня трусики, как с маленькой девочки. Всего несколько дней назад этот мужчина управлял всеми операционными сразу, и орды женщин в белых халатах смотрели на него, как на Бога, а сегодня утром эти сильные пальцы из одного только эстетического удовольствия ласкали маленькую студентку, абсолютно здоровую.
Нестерпимо откровенная подробность: большие пальцы Месье добрались до маленькой ямки в форме сердечка, которая отделяет ягодицы от ляжек, и, поскольку он продолжал делать круговые движения, я услышала некий хлюпающий звук, явно раздавшийся между моих ног. Я замерла, ожидая услышать какой-нибудь язвительный комментарий по поводу моего возбужденного состояния. Однако Месье приподнялся, и пока в моей голове проносились его сообщения и я начинала понимать, что меня ждет, он сделал так, что я уже не могла вырваться. Я барахталась подобно зверьку, угодившему в зыбучие пески, тщетно протестуя, уткнувшись лицом в простыни, но Месье резким тоном велел мне не дергаться. На секунду я инстинктивно съежилась.
— Нет, только не это, — жалобно простонала в тишине, словно на той стадии Месье мог ослабить свою хватку и вежливо заняться со мной любовью.
Сейчас мне не помогала даже выкуренная травка: я вновь обрела полную ясность сознания, как только губы Месье прикоснулись ко мне, а его ладони легли по обе стороны моих ягодиц. Затем я ощутила его язык и вскрикнула, смутившись и нахмурив брови в гримасе отвращения, молясь, чтобы он скорее это закончил. Пожалуйста, как вообще можно хотеть это делать? Как можно это любить? Даже если я испытывала легкое удовольствие, смешанное с неловкостью, мне казалось, что выгляжу нелепо в этой беспомощной позиции, напоминая угодившую в западню крысу.
(Позже, когда я расскажу о своем унижении Бабетте, она выдаст такое справедливое замечание: «То есть ты не можешь забыть, как он лизал тебе задницу. Хотя именно без этого ты бы прекрасно обошлась».)
Я никак не хотела признавать то ощущение приятным, но Месье, похоже, очень хорошо это понимал, поскольку совсем не выказывал возмущения по поводу моей скованности. И при малейшем моем движении, выражающем протест, его сильная рука удерживала меня в этой позиции. Тогда я применила последнюю хитрость, которая, я была уверена в этом, меня не подведет. Извиваясь словно угорь, я потерлась щекой о его член, еще скрытый под серой фланелью. Без помощи Месье, но под его взглядом я расстегнула несколько пуговиц, отделяющих меня от него, и почти целиком взяла член в пересохший рот, тут же почувствовав на языке наркотический привкус гормонов, это ощущение наполненности, вопреки всему.
Месье остался неподвижен, ограничившись тем, что властной рукой схватил мои светлые волосы, собрав их в тяжелый хвост. Затем, когда ему надоело наслаждаться моими девчачьими нежностями, он королевским жестом отбросил меня назад, словно в этой ситуации я не имела права голоса ни на одну секунду.
Нагнувшись к моему уху, Месье, еще в одежде, но с блестящим от слюны пенисом, прошептал с интонацией, выдававшей его внутреннюю борьбу:
— Нет, сначала я хочу посмотреть на твою киску.
Заранее ужаснувшись, я принялась извиваться как червяк, тщетно пытаясь сдвинуть ноги. Напрасный труд: своими хищными руками он держал меня раскрытой и в течение нескольких минут перебирал мои складочки, как листают хрупкие страницы какой-нибудь редкой книги, осторожно прикасаясь ко мне всеми десятью пальцами. Я, хныкая от смущения, подняла лицо и увидела в его глазах такое самозабвенное любование, что молча откинулась назад: этот мужчина, обожавший те же книги, что и я, смотрел на меня с таким благоговением, словно читал Батая на веленевой бумаге, взглядом, знающим чувственные изгибы слов «раковина», «лагуна», «щель», «розочка».
Несмотря на то, что инстинктивно я пыталась укрыться от этого любопытства, я ни на секунду не ощутила в поведении Месье никакого порицания. В более юном возрасте я смертельно боялась, что какой-нибудь мужчина посчитает мою киску плохо сочетаемой с моей детской внешностью, и это несоответствие тела и лица может вызвать замешательство. Но Он, похоже, так не думал, видимо, полагая, что во многих отношениях она прекрасно отражает ту развратницу, которую он угадывал во мне. Все в облике Месье выражало лишь одобрение. И действительно, чуть позже он нарушил религиозное молчание своим теплым, как Гольфстрим, голосом:
— Твоя киска мне очень нравится.