Вкус любви

Сидя на диване, я умираю от скуки. Смотрю, как Алиса и Люси ссорятся из-за компьютера, и умираю от скуки. В такие моменты мне особенно остро не хватает Парижа, еще острее, чем в обычное время. Здесь меня не покидает ощущение абсолютной беспомощности. Чем больше я удаляюсь от Парижа, тем слабее становится моя власть над Месье. На каникулах за городом я чувствую себя как в монастыре: мой затуманенный взгляд теряется за стеклами, и, вероятно, не в силах представить дома на месте деревьев, я создаю в воображении свой расплывчатый Париж. Даже цвета здесь совсем другие, и, хотя присутствует целая гамма зеленого, выходящая за пределы здравого смысла, я тщетно ищу всего три знакомых мне оттенка: цвет электричек, ограды вокруг сквера Бусико и, наконец, серо-зеленый цвет любой уважающей себя парижской статуи. Небо здесь восхитительно голубого цвета, а запах дождя напоминает мне долгие дни, проведенные у бабушки с дедушкой в ту пору, когда Месье еще не заполнял собой все мои мысли.

Гроза чем-то напоминает апокалипсис: теперь градины размером с шар для гольфа лупят по глади пруда, и это в разгар месяца августа, — насколько мне известно, только Нормандия славится таким микроклиматом.

Тоска. В Париже многие из моих мужчин уже вернулись из отпусков или вот-вот вернутся. С Зильберштейном, сама не знаю почему, я в этот момент общаюсь больше всего. Но его друг Октав тоже невольно оживил один из моих дней, как-то раз употребив в своем сообщении слово «клиторчик». До самого вечера я распаляла себя в одиночестве, представляя, как пронзительно звучит это уменьшительно-ласкательное слово в устах мужчины.

Я собиралась предложить девчонкам чем-нибудь заняться, — о чем наверняка пожалела бы уже через пару секунд, — например, поиграть в карты, но вдруг мой мобильный начал вибрировать. Спустя почти две недели с нашего последнего контакта Месье подтверждает получение письма, о котором я успела забыть. В нем рассказывала о своих беседах с Зильберштейном: «Мне очень понравилось твое письмо…»

— Это сообщение от Месье!

Я ору на всю гостиную и, прежде чем успеваю осознать, до какой степени глупо отвечать ему прямо сейчас, пишу: «Я так давно отсылала это письмо! Когда ты его получил? Ты что, в отпуск не собираешься?».

Мне совершенно безразлично, что он ответит, но я готова на все ради одного слова Месье и не могу же ни с того ни с сего заговорить с ним о сексе. Вовсе необязательно давать ему понять, как мне его не хватает, как не хватает этой вселенной, которую наполняет он один. Я просто физически не в состоянии отделить его сообщения от возможности с ним поговорить. Представлять его голос, читая их, столь же эффективно, как мастурбировать сломанным пальцем: пока я не услышу его вживую, я не могу надеяться на облегчение. И чем больше пытаюсь, тем больнее себе делаю.

Возможно, если я объясню это Месье словами, черным по белому, он осознает, как я переживаю из-за ограничений в общении. Быть может, тогда он перестанет выжидать по три дня, чтобы ответить на мои послания, всегда заканчивающиеся мольбой: «Позвони мне». Возможно, он мне позвонит.

В самый разгар партии в покер происходит невероятное: без пятнадцати девять Месье звонит мне. На самом деле высвечивается просто надпись «частный вызов», поэтому теоретически может звонить кто угодно, но мне известны эти звонки. Я знаю эти надуманные тайны, эти черные полумаски Месье во время его бесед по телефону, но больше всего, благодаря ему, мне знакома огромная гамма совершенно различных спазмов в животе, которая так или иначе всегда предшествует его появлению. Этот «частный вызов», каким бы частным он ни был, прекрасно мне знаком.

Я бросаюсь к своему мобильному, задевая стол, и Люси тут же все понимает. Говоря «алло», я приглашаю ее следовать за мной улыбкой, которая выглядит увереннее, чем я чувствую себя на самом деле, и Люси, бросившая мне после обеда, что никогда не представляла меня с мужчиной (меня!), встает и идет за мной.

— Как дела?

— А у тебя? — отвечает Месье.

Черт, как же это здорово!

— Мне очень понравилось твое письмо. Я получил его сегодня утром.

— Только сегодня утром?

— Я прочел его, ожидая пациента. Оно меня насмешило!..

Я улыбаюсь, стоя босиком на мокрой траве.

— Ты сейчас где?

— Возвращаюсь с работы, сегодня пораньше закончил. А ты что мне расскажешь?

— Да рассказывать особо нечего. Я в Нормандии. Унылое местечко.

Месье смеется своим бархатным смехом, и я тут же представляю, как он ведет машину, положив большие руки на руль и машинально выполняя все заученные движения, при этом не упуская ничего из нашего разговора. Скоро будет два месяца, как Месье молчит, и я уже потеряла всякую надежду когда-нибудь с ним поговорить. До такой степени, что беседа с ним мне кажется столь же нереальной, как эти встречи по вторникам, которые я, однако, помню наизусть.