Вкус невинности

Письмо пахло вербеной, будто было написано женщиной, и тон его был свободен, если не игрив. «Увидев вас вчера, - писал князь Тюфякин, - я всю ночь не спал и теперь болен. Мы с вами не перемолвились ни словом, но, вероятно, вы обо мне слышали. Быть может, злые языки уже наговорили вам о моей дружбе с мадемуазель Марс[25] - с сегодняшнего дня все это стало уже неправдой. Я разошелся с престарелой кокеткой и теперь мысленно уже у ваших ног, моя юная прелестница.

Я знаю вас очень хорошо, Адель. Ваш отец, князь Демидов, был моим другом, а вас саму я видел во Флоренции, когда вы были ребенком. Как видите, нам есть о чем поговорить. Приезжайте, и все, что я имею, я сложу к вашим очаровательным ножкам».

К письму прилагался чек на предъявителя на пять тысяч франков. Адель повертела его в руках и усмехнулась. Что это было? Предупредительность или желание доказать свою состоятельность? Письмо русского князя она восприняла серьезно и не скомкала его, как предыдущие, а отложила в сторону. Для особых сомнений не было оснований: сам Фердинанд сказал, что этот русский богат, да разве не все русские князья богаты? Но Адель смущал возраст Тюфякина. Она еще никогда не имела дела со стариками. Словом, над этим надо было поразмыслить. Выбрасывая Тюфякина из головы, Адель вернулась к дочери, подняла ее на руки, уложила в атласное одеяло на постели и сама легла рядом.

Она могла часами забавляться вот так с малышкой - играть с ней, лепетать что-то невразумительное, улыбаться, поднося розовые крошечные пяточки к губам. Дезире засучила ножками и заулыбалась, открывая беззубый ротик; глаза ее, синие, огромные, светились доверчивой радостью. Адель, сама едва сдерживая смех, пощекотала губами щечки Дезире, перецеловала каждый пальчик на руках.

- Люли-люли, моя крошка, - прошептала Адель, слегка встряхнув погремушкой. - Скоро все изменится, Дезире. Скоро мы с тобой съедем с этой квартиры, потому что у нас будет другой, лучший дом. Ты будешь расти во дворце, и я тобой буду очень гордиться…

Она часто говорила с дочкой, рассказывала о своих планах, даже о трудностях, и ей казалось, что Дезире ее понимает. А если она и не понимала, то, по крайней мере, всегда оставалась самым дорогим, самым родным для Адель созданием.

Шум раздался в прихожей. Адель, обернувшись, увидела, что в спальню входит Жиске. Он довольно часто приходил вот так, без доклада, без предупреждения, часто заставал Адель в домашнем виде, но сейчас его визит был уж чересчур неожидан.

Он приветствовал ее веселым смехом:

- Так вот, значит, где виновница вчерашнего переполоха? Она, оказывается, спит до полудня, а потом забавляется с моей крестницей!

Адель, слегка удивленная, приказала:

- Кофе для господина Жиске, Жюдит. Или, может быть, вы хотите чего-то еще?

- Рюмку коньяка, - сказал Жиске. - Этого будет достаточно.

Адель, усаживаясь поудобнее, спросила:

- О каком переполохе вы говорите?

- О том, что случилось вчера в Опере. Меня чуть не разбил паралич, когда я увидел вас в обществе герцога. Согласитесь, что уж меня-то можно было поставить в известность.

Адель передернула плечами:

- Я была уверена, что вы ждали чего-то подобного. Я хотела лишь сделать вам приятный сюрприз. Кстати, вы ничего не заметили?

- Что вы имеете в виду?

- Белое платье… Я надела его по вашему совету и только ради вас.

Жиске покачал головой:

- Благодарю. Однако, Адель, вы удивляете меня. Боюсь, что я действительно не так хорошо вас знал.

Он прошелся по комнате, взял с подноса рюмку, залпом выпил коньяк и, когда взгляд его упал на футляр с диадемой, сразу оживился:

- Да, вот еще что. Эта диадема… Не думаю, чтобы она стоила дешево.

- Она стоит тридцать тысяч.

- Это я понял. Вы, очевидно, обходитесь принцу очень дорого.

Адель со вздохом поднялась:

- Это единственный его подарок. Фердинанд небогат. И я…

- И вам он нужен лишь для поднятия престижа, - закончил Жиске. - Но ведь такой престиж стоит дорого. Можно ли поинтересоваться, сколько вы задолжали?

Адель предвидела, что Жиске проницателен. Однако уж такой невероятной догадливости трудно было ожидать.

- Вы, как всегда, попали в точку, господин префект. Я не так уж много бывала с Фердинандом в обществе, но те три или четыре выхода, которые мы сделали, обошлись мне в сорок тысяч.

Жиске качнул головой:

- Гм. Солидная сумма. Ну-с, и как же вы намерены выпутываться? Продадите диадему?

Адель фыркнула:

- Я никогда не продаю подарков принцев крови.

- Что же тогда?

Она протянула ему письмо Тюфякина. Жиске достаточно было лишь взглянуть на первые строки, чтобы все понять; он отложил записку, наклонившись, ласково пощекотал шейку своей маленькой крестницы, потом, взглянув на Адель, неторопливо ожидавшую ответа, произнес:

- Князь Тюфякин? Все это меня удивляет.

- Почему?

- Насколько мне известно, он давно уже отошел от любовных игр… то есть я хочу сказать, что он предпочитает быть зрителем и слушателем, а не участником. Ему ведь уже за семьдесят.

- Стало быть, ваша полиция докладывает вам даже такие подробности? - чуть суховатым тоном спросила Адель.