Вкус невинности

Адель, у которой на лице невозможно было ничего прочесть, не спеша ополоснула себя из кувшина. О, разумеется, у нее не было ни малейшего желания спать с Морни и тем более ублажать его так, как это следует за сто тысяч. Но ведь он сказал, что ничего особенного не потребует. По крайней мере, можно было на это надеяться. К тому же, спать с мужчинами - это ее работа, то, что она выбрала для себя как занятие и заработок. Может ли она отказаться от таких денег, имея сорок тысяч долгу? Одно лишь благоразумие удерживало ее от отказа. И, хотя Морни был ей противен своей наглостью, пренебрежительностью и пошлыми вопросами, она, защищаясь от него наглостью еще более сильной, медленно поднялась из воды - обнаженная, невыразимо красивая, благоухающая. Струи воды, стекая вниз и прозрачно переливаясь, придавали ей хрупкость. С вызывающим бесстыдством взглянув на своего гостя глазами, в которых горел ослепительный изумрудный огонь, она сказала:

- Вы этого ждали, не так ли?

Морни, не отрывая от нее взгляда, приподнялся. Адель, не спеша набрасывая на себя простыню, добавила:

- Я согласна, однако… однако только после того, как вы сами примете ванну. Кто знает, где вы были и откуда сюда пришли. Жюдит поможет вам.

7

Солнечные лучи косо пробивались в спальню. Адель, чувствуя, что утро застало ее невыспавшейся, перевернулась на живот и обхватила подушку руками. В этой позе она, хмурясь, увидела стрелки часов, показывающие полдень, и Жюдит, прибирающую в комнате.

- Деньги на месте? - вырвалось у Адель хриплым ото сна голосом. - Этот мерзавец не забрал их?

- Нет, мадемуазель. Такого и быть не могло. Я же сразу унесла их, разве вы не помните?

- Можешь взять себе тысячу или две. Ах, подумать только, ведь это действительно большая удача!

Теперь, когда наступило утро, полученная сумма действительно стала казаться необыкновенной удачей. О, разумеется, она поступила правильно, не отослав Морни! Теперь она разделается с долгами и еще многое можно будет приобрести. Правда, оставалась в душе какая-то легкая, необъяснимая тревога, и Адель спешила поскорее предпринять что-то, на деле убедиться, что случившееся - правда.

- Жюдит, послушай, я не могу жить без цветов. Это невозможно. Уже третий день! Немедленно отправляйся в магазин и принеси целую охапку, а я сама позабочусь о Дезире и приготовлю себе завтрак.

- Идти в какой-то другой магазин, не так ли?

- В тот же самый.

- Но мы задолжали там почти тысячу, мадемуазель!

- Дуреха! Разве у нас теперь нет денег? Заодно отдай долг и бакалейщику, и мяснику, и тому господину, у которого я брала шляпки. И еще кому-то, если я забыла. Ступай! Долги надо платить.

Утро прошло как нельзя более удачно. Адель возилась с дочерью, читала письма, потом писала записку Жиске - надо же было загладить вчерашнее и пригласить его к себе. Он ведь ей, безусловно, друг. О ночи с Морни она даже не вспоминала: если не считать некоторой грубости, в ней не было ничего особенного. Он эгоист до мозга костей, а таких Адель уже знала, кроме того, он так увлекался, что даже наставил ей синяков на груди и бедрах. Но в целом все было так неприметно и серо, что она предпочитала обо всем забыть и думала единственно о деньгах. Они придавали уверенности, веселили душу; Адель даже запела, размышляя, что, когда Дезире чуть подрастет, надо, конечно же, купить ей пони.

Жюдит принесла цветы и еще много всякой всячины. Адель, напевая, расставляла розы и тюльпаны в вазы, отослав служанку к портнихе, но блаженное состояние, в котором она пребывала, было нарушено самым неожиданным образом. В половине третьего внизу послышался такой шум, будто по лестнице поднималась целая рота жандармов. Адель услышала голос Жюдит, выбежала на за дверь и оказалась лицом к лицу с полицией.

Насилу различая голос жандарма во всеобщем шуме, криках Жюдит и воплях продавщиц, пришедших вместе с портнихой, Адель узнала совершенно невероятные вещи: оказалось, что деньги, которые Жюдит хотела отдать мадам Бене, модистке, - безусловная подделка, и что жандарм с помощниками приглашен, чтобы разобраться в этом деле.

- Подделка? - произнесла Адель в недоумении. - Что вы имеете в виду?

- То, что деньги фальшивые, только это, мадемуазель! - грубо отвечал сержант.

Портниха и ее продавщица обрушили на голову Адель целую бурю упреков:

- Как это бесстыдно с вашей стороны! Как некрасиво! Вы казались такой милой девушкой! Можно ли было подумать, что именно вам захочется обмануть добрую женщину, которая все вам давала в долг, - вам, а ведь принц вас просто обожал! Это и для него позор!

Жандарм вздрогнул, услышав последние слова.

- Принц? Какой принц?

Адель, в голове которой уже сложилось понятие о том, что к чему, полагала, что Фердинанд может пойти ей только на пользу. Она ответила с самой любезной улыбкой:

- Герцог Орлеанский, сержант. Он мой любовник.

- Ваш любовник?

- Да. Как вам это нравится? Берегитесь, как бы вам не вызвать настоящего государственного скандала.