Вкус Парижа [Литрес]

– Не так равнодушно, как старался показать. Люпон сам был его учителем и отдавал должное знаниям и дотошности своего ученика. И я точно знаю, что Ив-Рене нервничал.

– Люпон действительно занимался подделками?

Марго усмехнулась, полюбовалась своими безупречными ногтями:

– Ив-Рене был самым лучшим экспертом антиквариата во Франции. Он любил издеваться над окружающими, ему нравилось оставлять людей в дураках и доказывать своё превосходство. Он был тщеславен, он стремился к совершенству. Он был современным Растиньяком, он хотел доказать всему Парижу, что он лучше всех. И Додиньи, со всей его эрудицией и одержимостью, – это не тот противник, который мог бы справиться с Люпоном. Додиньи, как я поняла, – неприятный, всех раздражающий холерик и истерик, а Ив-Рене, если хотел, был само обаяние. Он умел быть полезным и даже необходимым для нужных людей. Все парижские антиквары поддерживали Люпона. Потому что всё, что делал Люпон, было совершенно. У него был абсолютный вкус. Он устанавливал вкус всего Парижа.

– Как выглядит этот Додиньи?

– Я с ним не знакома, но Ив-Рене всегда издевался над его жалким видом. По его словам, Додиньи – лысый, носатый очкарик и в своём неизменном заношенном сюртучке цвета желчи выглядит вечным студентом.

Это жестокое описание совпадало с приметами неизвестного, рыскавшего по рю Кардинал Лемуан, вот только сюртучок гарсон не упомянул. Но, если сюртучок пострадал в драке с Люпоном, было бы разумно сменить его. И клочок найденной мною ткани с костяной пуговицей был как раз в горчичную клетку.

– Если его осудят за это убийство, вряд ли он будет опасен вдове.

– А это он? В газетах промелькнуло, что перед смертью Ив-Рене успел сказать вам, кто это.

Вот она – причина, по которой мадемуазель Креспен искала нашей встречи. Я безмятежно жевал ломтик сыра, не спеша откровенничать. Женщина, готовая ради моих тайн примчаться из Рамбуйе, может и подождать.

– Понимаете, я – муж подозреваемой. Даже если я знаю, кто мне поверит?

Она вытащила и выбросила окурок из мундштука:

– Верно. Но даже недоказуемая информация облегчит поиски доказательств.

Я оперся на локти, склонился к ней:

– А вдруг он назвал ваше имя?

Марго опять нацепила непроницаемые очки:

– Не пытайтесь напугать меня. Я вам не верю. И никто другой не поверит. У меня есть алиби, а у вашей жены его нет. – Замерла на минуту, а потом воскликнула: – Матка Босха! Какая же я дура! – теперь она что-то сообразила и уже почти насмехалась надо мной: – Он ничего не сказал вам!

– Почему вы так решили?

– Если бы у вас было имя, вы бы не интересовались Додиньи. А вы им интересуетесь.

Я рассмеялся:

– Вас не обманешь, мадемуазель.

Она проводила взглядом дым своей сигареты:

– Ив-Рене как-то рассказал, что Додиньи однажды угрожал ему, клялся, что убьёт и его, и себя самого.

Опершись на локти и пытаясь разглядеть её глаза сквозь собственное отражение в тёмных стёклах, я сказал по-русски:

– Как вовремя вы вспомнили, а!

Она недоумённо свела брови. Я перешёл на французский:

– Вы не говорите по-русски?

– С какой стати? Только потому, что мой отец был поляк? Это причина ненавидеть Россию и всё, с ней связанное, а не учить русский язык.

Момент для решения споров славян меж собой показался мне неудачным.

– А по-польски вы говорите?

– Ни единого слова. Я родилась во Франции, отец мой ещё до войны вернулся в Польшу, я его почти не помню.

Марго отодвинула бокал и взяла в руки сумочку, сигнализируя конец встречи. Я попросил счёт. Эмансипированные бабочки оставили мужчинам две привилегии – писсуар и платежи.

На прощанье я сказал:

– Похоже, у Люпона и в женщинах был непогрешимый вкус.

Она польщённо улыбнулась, приняв эту фразу за комплимент. Я же имел в виду нечто другое. Мне стало понятно, почему эта красивая, умная и волевая женщина не нашла человека, который смог бы полюбить её. Медузу Горгону было легче полюбить, чем Марго Креспен. Неудивительно, что успешного и невезучего Люпона, женой которого была жёсткая Одри, а любовницей – беспощадная Марго, привлекла женственная и нежная Елена.

Прямо из ресторана я поехал в Латинский квартал. По дороге обдумывал состоявшийся разговор. Я не верил Марго, но даже то, как и о чём нам лгут, позволяет кое-что понять и о многом догадаться. Это в конце концов тоже недоказуемая, но полезная информация.

Марго ненавидела Одри и завидовала ей. У Марго имелся самый сильный мотив, какой только может быть у женщины: оскорбление, обман и ревность. Она пыталась обвинить мою жену, но охотно подсыпала аргументов и против Додиньи. Марго мне не понравилась, и я очень хотел бы верить, что это она застрелила Люпона, но разумнее было верить фактам. А основываясь на фактах, мне следовало подозревать Додиньи.