Вкус Парижа [Литрес]

– Её отец был майором Персидской казачьей бригады, в ней все офицеры были русские. Он погиб, усмиряя восстание Кучек-хана. После его гибели Элен и её мать не решились вернуться в охваченную революцией Россию.

– Ага. Догадываюсь, выбор немусульманских невест в Тегеране был весьма ограничен.

Я заранее решил, что никакие слова этой женщины не в силах оскорбить ни Елену, ни меня, а всё-таки не выдержал:

– Ваш пример остерегает, что слишком большой выбор лишь мешает.

Мадемуазель Креспен тоже проигнорировала мою колкость:

– Брак сегодня – уже не такая завидная доля для современных и самостоятельных женщин. Представьте, я предпочитаю нюхать кокаин с Тамарой де Лемпицки, общаться с Жаном Кокто и проводить вечера в домах, где можно увидеть Гертруду Стайн и Колетт, а не хлопотать по хозяйству. Даже ваша жена выбрала пойти в ресторан с Ивом-Рене, вместо того чтобы поджидать вас дома с разогретым супом. Мы, бабочки, наконец-то живём так, как всегда жили вы, мужчины.

Откровения её подруги Клэр заставляли усомниться в этой браваде, но пока у бабочки не наклёвывается блестящая партия, её катехизис отвергает брак как устарелую и ханжескую выдумку.

Марго выудила из сумочки зелёную пачку «Лаки Страйк», вставила сигарету в длинный янтарный мундштук и замерла с ним в поднятой руке. Невозмутимо откинувшись на стуле, я с интересом ожидал, как она выйдет из царственной позы, когда обнаружит, что я вовсе не готов вести себя в соответствии с её ожиданиями. К сожалению, в данном случае ей так и не пришлось взваливать на себя бремя мужчины: к ней немедленно подлетел гарсон с зажигалкой. Сервис в этом ресторане был способен развратить даже Флоренс Найтингейл.

Я сказал:

– Мужчины тоже женятся.

Она затянулась углом рта:

– Мужчин брак не лишает свободы.

– Он накладывает ответственность. Брак – это отношения и для мужчины, и для женщины. А в отношениях никто никогда не свободен полностью. Но вас обманули, когда сказали, что самое важное в жизни – это свобода.

– Вы твердили женщинам, что счастье достижимо только в браке, потому что боитесь нас. Но мы никогда не были так счастливы, так сильны и так независимы, как сейчас, когда перестали вам верить.

Гарсон подал ей блюдо с открытыми ракушками, налил шампанское в фужер.

– Это пока вы молоды. А что дальше? У всех, кто продолжает жить, впереди зрелость и старость, а в старости чарльстон и беспорядочный секс уже не столь привлекательны. Вы готовы лишить себя на всю жизнь семьи, детей, близких и благосостояния ради счастья выпивать с Кокто?

Она лениво размазала масло по хлебу:

– Великая война научила нас, что существовать благоразумно, с расчётом на будущее – глупо и недальновидно. У меня впереди нет никакой старости. Я буду жить как хочу и только до тех пор, пока хочу. Всё в моей судьбе будет на моих условиях, даже моя смерть.

Я с тревогой подумал о Елене, подражавшей этим бабочкам-однодневкам:

– В таком случае это будет короткая жизнь и одинокая смерть.

Острым ножом Марго отскоблила сбрызнутого лимоном, скользкого, зеленоватого моллюска от створки раковины:

– Я свободна сексуально, финансово и эмоционально. И могу лишь пожалеть тех, кто прыгнул в ловушку брака и моногамии! – приподняла ракушку и жадным, долгим глотком выпила улитку. – Вот, скажем, устрицы – прекрасная вещь, но кто хочет питаться одними устрицами? В супружеском сексе все три классических атрибута трагедии: постоянство места, действия и участников. Брр!

– Что же трагедийного в занятии любовью с тем, кого любишь? Устрицы могут надоесть, хлеб и вода не могут.

Она поморщилась:

– Ах, оставьте! Любовь выдумали, чтобы женщины ни о чем другом не думали, чтобы держать их в неволе брака. Но теперь, оказывается, даже провинциальные домохозяйки пытаются подражать парижанкам. Объявляют себя художницами, писательницами, дизайнерами, на худой конец шляпки мастерят… кто во что горазд! И, поверьте мне, они очертя голову бросаются в объятия других мужчин. Но вы тоже хорош: бросили супругу дома ради встречи со мной, опасным исчадием всех декадентских пороков.

– Не преувеличивайте вашу опасность для меня. Я встретился с вами не ради ваших довольно заурядных пороков, а потому что пытаюсь защитить свою ни в чём не повинную жену, невольно попавшую в эту жуткую историю. Полиция не думает, что это было случайное убийство, а это значит, что убийца – кто-то из знакомых Люпона. Так что я решил расспросить вас о его окружении. А вы зачем искали нашей встречи?

– Я, как вы заметили, заурядное порочное существо. Но хочу я точно того же, чего и вы: сделать всё, чтобы полиция нашла виновника. Убийца лишил меня богатого, образованного, талантливого друга и великолепного любовника. Что же касается вашей жены… Вам, конечно, делает честь, что вы так верите в её невиновность, но газеты пишут, что Ив-Рене был ранен после того, как побежал догонять её, да и полиция считает её главной подозреваемой, не так ли?

– Не верьте газетам, – я лениво покручивал бокал мюскаде, вдыхая лёгкий аромат морских водорослей. – Вы же не верите им, когда они уверяют, что Люпон обожал свою супругу?

Она настаивала: