Вкус Парижа [Литрес]

Добрались газетчики и до Клэр. Или она добралась до них. Во всяком случае словоохотливая мадам Паризо умудрилась подпортить идиллическую картину семейного счастья Люпонов. По её словам выходило, что рядом с преданной и любимой женой каким-то образом всё же соседствовало множество женщин, а последней из них оказалась «прекрасная персиянка», из-за которой и получила отставку светская львица Марго Креспен. Добросердечная Клэр умудрялась сочувствовать и жене, и любовнице (я же невольно представлял себе трясущееся от накала чужих страстей страусовое перо в огненных кудрях мадам Паризо): «Представьте, что женатый мужчина подаёт надежду незамужней женщине, которая уже много лет ищет хорошую партию. Допустим, он рассказывает ей, что у него давно уже не брак, а одно неприятное соседство. Разумеется, я не имею в виду Люпонов! Они были исключительно счастливой и гармоничной парой! Но мы же все знаем, что говорят мужчины любовницам, не так ли? Мол, всё, что ему нужно для полного счастья, – это встретить родственную душу. И одинокая бедняжка, естественно, из кожи вон лезет, чтобы стать этой родственной душой. Забрасывает всех прочих ухажёров, менее успешных и перспективных. Часами, днями, да что там – неделями и месяцами! – сидит и ждёт его. Я достоверно знаю, что мадемуазель Креспен предложили выгодный контракт в Алжире, но она отказалась из-за этой фата-морганы. Потому что, мы ведь знаем, женатый любовник подаёт надежду, сыпет признаниями, обещаниями. А потом вдруг охладевает, увлекается другой. А прежней „родственной душе“ даёт отставку, словно прислугу рассчитывает. Нет, хуже. Потому что ей никто даже не возмещает утерянные годы. Разумеется, я не имею в виду никого конкретного, я рассуждаю чисто гипотетически. Что касается самого месье Люпона, они с Одри жили душа в душу – пример для всех своих знакомых. Но на ужине в „Ля Тур д’Аржане“ с нами была такая милая русская тихоня, жена какого-то лекаря из Отель-Дьё, мадам Элен Воронин. Да, ничего особенного, но новая женщина всегда привлекательна в мужских глазах, не так ли? Как вы думаете, у прежней любовницы не возникнет желания отомстить? Ах, это такое горе для моей несчастной Одри, у меня просто нет слов! Какое счастье, что рядом с ней такой преданный друг, как Антуан Бартель!»

Справедливости ради мадам Паризо подчёркивала, что Марго Креспен, разумеется, совершенно вне подозрения: «Я позвонила ей домой немедленно после убийства. Человек ведь не может одновременно быть в двух местах, не так ли? Уверена ли я, что говорила с ней лично? Конечно! Мы знакомы много лет, я прекрасно знаю её голос и дословно помню наш разговор. Я разбудила её. А когда сообщила, что Ива-Рене ранили, Марго едва не потеряла сознание. Это известие просто убило несчастную, она с трудом могла говорить. Оно и понятно, даже если Люпон и променял её на эту русскую, она-то ведь всё ещё надеялась. Нет, что вы, у неё никогда не поднялась бы рука на него. Я же говорю вам, при всём своём желании она не могла убить его, потому что в это время была в Рамбуйе. Уж скорее я поверю, что стреляла эта новая пассия, мадам Воронин. Ив-Рене пользовался бешеным успехом, хотя сам, разумеется, был безупречным семьянином. Но эта Элен, знаете ли, она долго жила в этой дикой Персии, а там такие зверские нравы!»

Мадам Люпон отвечала на многословное сочувствие подруги с библейской кротостью – око за око, зуб за зуб: «Клэр Паризо? Она молодчина, не сдаётся: на голове и в сердце пожар, душа и перья трепещут. Вечно прекрасная дама глубоко постбальзаковского возраста. Не верит, что её лучшие годы остались в предвоенном регтайме. Напоминает мне ресторан, до позднего вечера настойчиво предлагающий свои зачерствевшие завтраки».

Марго благоразумно от интервью воздержалась. Но именно о ней французские газеты писали охотнее всего: ничто так не украшает убийство и не привлекает читателей, как история супружеской неверности и участие в преступлении молодой, красивой и опасной светской женщины. Впрочем, не чересчур молодой: дочери польского поэта Влодека Креспинского и Жанны Ламбер уже стукнуло тридцать. Да и красота по большей части состояла из расхожей загадочности и порочности: с разворотов холодно и надменно глядело сильно накрашенное жёсткое лицо в обрамлении чёрной причёски Клеопатры. Эта мода на всё египетское воцарилась в Париже благодаря находке гробницы Тутанхамона, а Марго Креспен была модной женщиной. Газеты представляли её в качестве фотографа, дизайнера внутренних интерьеров, натурщицы Пикассо и манекенщицы ведущих парижских домов «Агнес», «Мартиаль и Арманд» и «Люсиль». Её имя в прошлом связывалось с несколькими промышленниками, наследниками аристократических фамилий и множеством интеллектуалов. Но, как свиная кожа из-под стёртой позолоты, из-под блеска богемного времяпровождения просвечивал настойчивый, многолетний и неудачный матримониальный поиск.