Пленники измерения забвения попадают прямиком в объятия огромного чудовища, что забавляется и любуется новыми игрушками. Оставить бы им всякую надежду выбраться, но нет же, прут бравые, прут на верную погибель и смерть. Чем дальше продираются, тем сильнее вязнут-путаются в стенах Кристального лабиринта и под конец лишь понимают тщетность своих стараний. Лабиринт любит своих жертв, любит играть. Скучно ему, живому чудовищу, вгрызшемуся и вошедшему в Бескрайний Океан. Многие умерли, но русал смог продвинуться дальше.
Каким-то чудом-образом смог он выбраться из Кристального, может, потому что признал в нем лабиринт морское существо, хоть и из мира другого, пропустил, решив не мучить, ибо и так страдает Тританнус, а может, просто вдохнул вонь отходов и мутации, распробовал на вкус, ощутил чернила во рту у себя и выплюнул русала в Океан, мол, сам разбирайся с ним, мне такие не нужны. Счастлив должен быть Тританнус, да недолго ему осталось уж.
Совсем плох русал. Отравляет мусор и отходы промышленности, что вливал он в себя, потреблял на завтрак, обед и ужин. Такая грязь изменяет тело, дает новые возможности сродни волшебству, да не магия это вовсе, и рано или поздно наступает отдача, но произошла она уже после того, как одержали Винкс победу, как запер родной отец блудного сына в неизведанное измерение.
Чернильно-лиловыми узлами вьются и выступают под кожей вены и артерии, нехорошо вздуваются руки, синеет кожа, ползут по ней струпья и гнойно-зеленые язвы, пузырятся белые пупырышки. Оседает на дне легких нефть черной сажей, облепляет стенки сосудов и аорты, замедляет течение мутно-багровой, твердеющей крови, что все медленнее несется к сердцу, стучащему все глуше и глуше. Выпадают прядями волосы, кожа головы набухает и увеличивается, образуется сзади мягкая опухоль. Но хуже всего хвост. Гниет изнутри, воняет протухшим мясом, набухает, раздувается, скапливается гной внутри, слизисто-белесый. Трескается уж зеленый костяной панцирь, надламывается, исходит черными трещинами. Не умещается гной внутри, выпирает наружу. Завибрируют волны - лопнет зеленый, ничего не останется. Только голые кости торчать будут. Лопнет опухоль на голове мягкая, окончательно треснут пожелтевшие и раздувшиеся белки обезумевших глаз, выпадут волосы и вскроются гнойнички, язвы и раны, взорвется Тританнус, и не возжелают даже рыбы мяса его. Никчемная смерть, не несущая пользы.
Русал слаб. Прижимает опухшую руку к замедляющемуся сердцу и опускается на дно, морщится от боли, слышит, как опасно булькает внутри хвоста, перекатываются отрывающиеся куски протухшего мяса, видит, как черные трещины расширяются-бегут. Страх владеет им, испуг, боязнь. Не хочет с жизнью расставаться Тританнус, молит Дракона, которого всегда раньше презирал и в которого не верил, дать ему жизнь. Мнется хвост, набухает, а Сиреникс шипит, высовывая язык и качая своим прекрасным гребнем.
Обезумевшим взглядом смотрит Тританнус на змея, что волнует воду своим упругим переливающимся хвостом, смотрит прямо в его водянистые зрачки, тянет руки, да тут же без сил опускаются они. Слаб Тританнус, слаб и помрет скоро.
- И зачем? Отравил себя только и дохнешь теперь мучительной смертью.
- Кто ты? - Тританнус не говорит вслух, еле губами трескающимися шевелит, но Сиреникс понимает его и без слов.
- Не узнаешь, за кем гонялся? - смеется змей. - Чей секрет так яростно выпытывал? Тряс всех, кого угодно, собирал по крупицам информацию да малых успехов достиг. Не признаешь?
- Не охотился я за тобой! - в глазах Тританнуса полный испуг, все сильнее прижимается к дну морскому, замирает. Дрожат руки, холодеют, хвост разбухает. - Я хотел разгадать секрет Сиреникса, чтобы пройти в Бескрайний Океан, но морские змеи меня…
- Присмотрись и узри простую истину, тот-кто-чокнулся-и-посягнул-на-божественное.
Доходит до Тританнуса, кто перед ним, расширяются от страха и удивления его глаза, смотрит русал на василиска, растерянно шлепая ртом. Тританнус задыхается.
- Низко ты пал, тот-кто…
- Пришел добивать - добей, - хрипит Тританнус. - Мне недолго осталось.