Брайс начинает рассказывать, как он рад предстоящему туру, что у него в планах немного изменить жанр и записать новый альбом, как только мы вернемся. Он уверен, что в этот раз его ждет оглушительный успех. Я смотрю на его губы, но слышу только «бла-бла-бла».
Пустой набор слов. В основном это восхваление своей эгоистичной особы. Для него этот тур – возможность вылезти из череды неудач за наш счет. Как бы там ни было, мне уже абсолютно все равно.
Поставив локоть на край стола, я упираюсь подбородком в руку и смотрю на улицу через большое окно. Ресторан находится в престижном месте, и все здесь ходят исключительно в дорогих костюмах и вечерних платьях. Надо ли говорить, что хостес очень удивилась, увидев мое повседневное платье, ботинки и джинсовку. Наверное, если бы Брайс не объявил гордо свою фамилию, то нас бы не впустили.
Мой взгляд задерживается на парочке около окна, и сердце пронзает тоска. Все куда-то бегут, не глядя по сторонам, разговаривают о ролях, валюте и недвижимости, а эти двое просто стоят напротив одного из самых дорогих ресторанов и смотрят друг на друга так, словно больше никого и ничего не существует. Так смотрят, когда любят. Так смотрел на меня Кэмерон.
К горлу снова подкатывает ком, от которого я отчаянно пытаюсь избавиться, но ничего не выходит. Я жалею о каждом слове, сказанном ему. Жалею, что все вышло не так, как мы того хотели. Я знаю, что наговорила глупостей насчет расстояния, и если бы у нас была возможность встречаться раз в три месяца, мы бы делали это. Я знаю, что хочу сейчас стоять так же, как эта парочка, вместе с Кэмероном и, смотря в его глаза, чувствовать себя самой желанной на свете.
Даже если бы мы сидели здесь, Кэмерон в первую очередь спросил бы, как у меня дела или как прошла репетиция. И это вовсе не южное воспитание. Он просто такой человек. Если ты с ним, то Кэмерон все делает так, что ты не чувствуешь себя лишним.
Сейчас я чувствую себя лишней. Брайс продолжает заливаться соловьем о планах на будущее. Я уже доела салат и почти допила лимонад. Мои глаза слипаются, и я больше не хочу тут сидеть.
Взяв телефон, пишу Рику.
– Спасибо за ужин, но я поеду домой. Рик будет через двадцать минут.
Брайс резко вскидывает голову.
– То есть как? А как же десерт?
– Брайс, поверь, мне сейчас не до крем-брюле. И я никогда его не любила.
Он заметно нервничает и начинает потирать лоб ладонью.
– Подожди немного, я сейчас быстро схожу в туалет, вернусь и отвезу тебя.
– Брайс…
Но он уже вскакивает и уходит.
Проходит каких-то две-три минуты, как начинает происходить что-то странное. Свет в помещении становится приглушенным, начинает играть живая музыка, что довольно странно: мужчина с гитарой исполняет одну из романтических мексиканских песен в рыбном ресторане. Я оглядываюсь по сторонам в поисках Брайса, и мое сердце уходит в пятки.
Максвелл с огромной охапкой красных роз и наиглупейшей улыбкой идет ко мне, лавируя между столиками. Головы присутствующих обращены в нашу сторону. Когда Брайс подходит ближе, он сует мне в руки букет и опускается на колено.
Стоп. На колено? Что за чертовщина?
– Алекс, я знаю, у нас с тобой был очень тернистый путь. Я много раз тебя обижал, но мы с тобой все еще вместе. Таким, как мы, надо быть рядом, чтобы давать всему миру отпор. Это у нас в крови. Ты и я. Мы как Бонни и Клайд, только современная версия. И нас, конечно, ждет хороший конец. Алекс, я люблю тебя. Выходи за меня, – он открывает бархатную коробочку и, ослепительно улыбаясь, ждет моего ответа.
Я же не успеваю переводить взгляд с кольца на букет, а затем на этого полоумного. Со всех сторон начинают слепить фотовспышки, люди восторженно охают и таращат на меня глаза. А я, осмотрев помещение, замечаю вдруг появившихся журналистов. Они навели на нас свои камеры и с безумным желанием наживы ждут моего ответа.
Он все просчитал. Публичное место. Весь ужин он улыбался и делал вид, что увлечен беседой, заказал десерт, а когда я сказала, что ухожу, понял, что план может не сработать.
Но ведь никто не говорил, что все получится?
– Ты спятил?! – воскликнув, я подрываюсь с места и бросаю этому болвану цветы.
Кинув салфетку с колен на стол, направляюсь к выходу. Пора заканчивать этот цирк одного идиота.
– Алекс! Ты отказала?
– Алекс, как ты это прокомментируешь?
Снова журналисты и чертовы микрофоны.
Толкнув одного из стервятников в грудь, рявкаю:
– Пошел вон!
Хватаюсь за дверную ручку, как в то же мгновение кто-то крепко берет меня за руку, и последнее, что я вижу, – это Брайс, приближающийся для поцелуя ко мне. Он властно обвивает меня руками, все сильнее прижимая к себе, и пытается языком раздвинуть мои губы. Во мне вскипает такой гнев, которого я никогда в жизни не испытывала. Толкнув мерзавца ладонями в грудь, я отстраняюсь от него.
– Да что с тобой такое, Максвелл?! – ору я.
Плевать мне, что все это видят и снимают журналисты.