Вкус заката

В Монако невероятные шоссе: гладкие-гладкие, но с вкраплениями каких-то блесток. Я пожалела, что не спросила гида, из чего тут делают асфальт. Может, из бриллиантов?

Бриллиантовые звезды слепили глаза, вынуждая меня их закрыть. Примерно на полпути в Ниццу я уснула и пробудилась уже на вокзальной площади.

– Мадам! Мадам, проснитесь! – склонился надо мной экскурсовод.

По окончании рабочего дня он сменил воодушевленно-восторженное выражение лица на откровенно кислую мину.

– Ой! Что случилось? – Я испугалась.

– Ничего не случилось, наша экскурсия закончена, позвольте с вами попрощаться.

– Прощайте, – охотно согласилась я и повертела тяжелой спросонья головой.

Кроме нас с водителем и гидом, в автобусе никого не было.

– А где все? – глупо спросила я.

– Все уже ушли. Только вы одна тут спите! – Это был явный упрек.

– Простите, я тоже ухожу. Не буду вас больше задерживать.

Я вышла из автобуса, и он тоже меня покинул. Я запахнула пиджак, подняла воротник, спрятала руки в карманы и огляделась. Почти как у Блока: ночь, улица, вокзал, аптека… Но, по крайней мере, местность знакомая и понятно, куда идти.

Быстро шагая к своему отелю, я звонким цоканьем каблуков по брусчатке тщетно пыталась заглушить смущенно-возмущенный внутренний голос. Он обиженно и недоуменно ругал Даниэля, который покинул меня без единого прощального слова. И это после того, как мы определенно договорились продолжить прекрасный вечер тет-а-тет!

Я ведь не тянула его за язык. Он сам спросил:

– Можно, я тебя провожу?

– Конечно. Идти недалеко. Я живу в отеле «Ла Фонтен», – ответила я и, решив таким образом главный вопрос современности, с чистой совестью уснула.

А Даниэль потихоньку сбежал!

Откровенно злясь, я позволила себе вслух назвать его разными нехорошими словами. Однако в глубине моей души еще таилась надежда на то, что парень не совсем ушел, а только временно отлучился. Например, побежал за шампанским, чтобы придать нашему дальнейшему общению особо праздничный оттенок…

– Дорогая, ну наконец-то!

В холле «Ла Фонтен» меня и в самом деле ждал мужчина. Мое сердце взлетело и снова упало: я узнала знакомый голос. Это был не Даниэль, а Павел.

– Привет.

Я попыталась скрыть уныние, но Павел его, похоже, почувствовал. Он удержал мою холодную руку и пытливо заглянул мне в лицо:

– Мы можем поговорить? Ты пригласишь меня к себе?

– Почему нет? – Я взяла себя в руки и улыбнулась. – Как говорит одна моя знакомая французско-русская старушка – пуркуа бы и не па?

– Люблю старушек! – Павел тоже расплылся в улыбке. – Старушки – они мудрые!

– Об этом мы тоже поговорим, – пообещала я и сняла с гвоздика ключ от своего номера.

Любовь и старушки – это и впрямь была чертовски актуальная тема.

15

Вероятно, по гороскопу, которому я вообще-то не верю, у меня был День Занимательной Генеалогии. С утра я под руководством гида и Даниэля производила раскопки у корней родового древа семейства Гримальди, а вечером меня просвещал Павел.

От него я узнала, что граждане, населяющие территорию бывший Югославии, только с середины девятнадцатого века стали иметь фамилии.

Во времена турецкого ига, которое длилось на Балканах пять столетий, сербы, хорваты и словенцы добавляли к своему основному имени не фамилию, а отчество – по отцу или по матери. К примеру, фамилия Вишнич произошла от женского имени Вишня. В следующем поколении эти фамилии отмирали и возникали новые – по именам молодых родителей. И только с восемнадцатого года двадцатого века, когда было создано Королевство сербов, хорватов и словенцев, детям перестали присваивать фамилии по именам отцов. Тогда же фамилии стали регистрировать в администратвном порядке.

– А наличие двойных и тройных фамилий у жителей Черногории объясняется традицией кровной мести, – сообщил мне Павел, разливая по бокалам принесенное вино. – Представитель молодого поколения не должен был забыть обо всех убитых в его роду, а также о районе, из которого произошли его корни. Поэтому в моей фамилии первая часть является производной от имени прапрабабушки, вторая от фамилии племени, а третья – от родного села: Вишнич-Петрович-Негуш.

– О-очень интересно, – вежливо сказала я, спрятав в ладони зевок. – Но почему ты вдруг об этом заговорил?

– Потому что хочу, чтобы ты в полной мере поняла природу моего интереса к истории Герофилы.

Павел вручил мне бокал и, пристально глядя на рубиновое вино, договорил:

– Человек, который убил сестру, мой кровный враг. Поэтому для меня святой долг – найти его и убить.

Он коснулся своим бокалом моего и залпом выпил вино. Я сделала один глоток и отставила бокал в сторону:

– Погоди-ка… Если я правильно понимаю, ты полагаешь, что таинственный любовник Герофилы и учитель Эвы пан Ковальский – это один и тот же человек?

Павел сначала задумчиво кивнул, а потом помотал головой:

– Ты только не подумай, что я сумасшедший!

– Почему же? – Я вскочила с кровати, на которой сидела, поджав ноги, чтобы подобрать с пола сумку с ноутбуком. – Мне будет приятно думать, что не я одна спятила! Посмотри сюда. Одну минуту, я только открою нужную закладку…