А еще Яков Борисович поведал, что извечное русское пьянство – выдумка, не имеющая под собой основы. На дармовщину все крепко пьют – и шведы, и немцы, и финны. Насмотрелся на презентациях. Не хуже русских надираются. Рассказывал и о том, что с удовольствием чувствовал себя за границей самым знающим специалистом-теоретиком, и это при том, что уровень компьютерной техники у нас тогда был много ниже. А финны удивились тому, что, имея такую высокую квалификацию, их русский коллега кроме двухкомнатной квартиры на четверых к сорока годам ничего не приобрел, и водили показывать свои огромные коттеджи и яхты.
– Но ты не рассказала, как дороги в Финляндии бытовые услуги и что каждый уважающий себя финн считает своим долгом самому чинить, допустим, сантехнику и многое другое. Умеют экономить, – заметила Лена.
Кира, тихо вздохнув, заметила грустно:
– И все же, наверное, Яков Борисович теперь жалеет, что уехал в Штаты. Какой талантливый был! Слава говорил, что фундаментальной наукой все-таки лучше всего заниматься в России. Он у меня убежденный противник всякого рода «фокусов». Искренне не понимал Якова Борисовича. Почему столько несчастий всегда сваливалось на нашего любимого педагога? Может, он все время пытался прожить не ту жизнь, которая ему предназначалась, и она его за это наказывала? Я в последнее время все чаще задумываюсь о том, что каждый из нас пришел в этот мир с каким-то заранее обусловленным предназначением. Некоторые люди, одаренные особым обостренным внутренним зрением и слухом, способны предчувствовать, угадывать свое будущее, а другие постоянно сворачивают с намеченного им пути.
«Она права. Я хоть и в малых дозах, но тоже обладаю этим качеством. Однако, к сожалению, редко доверяю своим ощущениям по причине впитанного с детства жесткого отрицания нашим обществом существования этих явлений. А теперь вот в другую сторону все качнулись: пришла мода на экстрасенсов и гадалок», – подумала Рита.
«Не слишком ли увлекается Кира всякого рода необоснованными теориями? Это при ее-то безоблачной жизни», – удивилась Лена и задумалась, перебирая в памяти, просмотренные на эту тему телепередачи.
– …Петр депешу прислал: завтра приедет! Лена, помнишь его? Примечательная история. Во исполнение родительской мечты поступил в университет. Они исходили из того, что физик – истинно мужская профессия, имеющая многогранное применение, и что найти себя в ней сможет каждый. А Петр оказался гуманитарием. Он долго мучился, плутая в лабиринтах высокой теоретической науки, и вдруг понял – не его дорога. Оставил наш факультет, и без «высочайшего» спросу стал журналистом.
Ты бы видела его счастливые глаза! А если бы не послушал себя? История не терпит сослагательного наклонения, но в результате мы могли бы получить несчастливца и неудачника. Не знаю, что потеряла физика, но журналистика, я думаю, очень даже выиграла. Петя до сих пор прекрасно трудится, приспосабливая свои знания и опыт к требованиям сначала социалистической, а теперь и капиталистической действительности. – Это Лиля потревожила и распугала отвлеченные мысли Лены.
«Здесь не место выпячивать грудь и хвалиться своими заслугами. Здесь хорошо говорят о других», – с удовлетворением отметила про себя Лена.
– …Виктор, выйдя на пенсию, художником стал. В Москве выставлялся. А Светлана! Внешне не примечательная и в общении ничего особенного собой не представляла. И вдруг – талант! Ей назначено судьбой быть поэтом, а она ради надежного куска хлеба подалась в технари. Что поделаешь, положение у нее тогда такое было, только на себя надеяться приходилось. Ничего не могу сказать плохого об ее инженерном прошлом. Умная, трудолюбивая, с огоньком работала, с инициативой. Мужчинам, случалось, фору давала, за что и зажимали ее, придавливали, чтобы не высовывалась. Но сколько бы она ни уходила в сторону от предначертанной ей линии жизни, все же вернулась на нужную её душе стезю.
Уже будучи на пенсии, прислушалась к своему внутреннему голосу и выполнила свое предназначение, издав за короткий срок несколько, с моей точки зрения, очень даже неплохих, зрелых сборников стихов, стала членом Союза писателей. Она состоялась не только как хороший человек, прекрасная мать, достойный инженер, но и как оригинальный, своеобразный поэт. Успела выплеснуть свои талантливые строки, не сгубила их втуне. Поначалу в ее родном городе к ней, как к поэту, никто серьезно не отнесся. Признали, когда начала печататься в Москве, когда премии посыпались как из рога изобилия.
– Признали? Насколько я знаю, у себя она так ничего и не получила, – неодобрительно уточнила Инна. – Светлана раньше не печаталась, потому что биография родителей ее мужа была для нее губительна; она вынуждена была добросовестно отсиживаться в честных инженерах. Вы не в курсе? – удивилась Инна, довольная своей осведомленностью и тем, что смогла хоть чем-то поразить сокурсниц, а значит, выделиться.