Читаем Вкус жизни полностью

«Всякое тайное знание дает ощущение избранности», – сказал Инне когда-то один из ее поклонников, когда узнал, что она работает в номерном институте, «в ящике», как принято было говорить в семидесятых. Ей запомнилась эта фраза, потому что радовала, повышала самооценку», – вспомнила Лена, увидев просиявшее лицо своей подруги.

И вдруг, будто осененная, Инна выдохнула:

– Только что-то не очень мне верится в предначертания. Как же тогда понять гибель человека в расцвете сил, онкологию у ребенка? Неужели свыше подобное заранее планируется? Это же безнравственно, невозможно жестоко. Дикость какая-то. Что-то здесь не то. Мы перекладываем на Высшую силу ответственность за свои ошибки?

Вслед за неожиданными словами Инны последовала растерянная тишина. Инна права, но никто не был готов озвучивать эту трудную тему. Сердца требовали излагать ее с болью, а они собрались здесь порадоваться друг за друга. Обошлись без обсуждений. Кира торопливо сменила направление разговора: стала хвалиться недавним рождением внучки.


Костя

– …Ирина, которая Леонидовна? Они с детства дружили. Он всегда был рядом. Их сердца будто слились в одно… Прихожу как-то к ней на работу. В ее компьютере его портрет во весь экран. «Его уже два года нет... – Говорит так, будто несчастье случилось только вчера. У меня мороз по коже. – Тридцать семь лет вместе... И вдруг рак. Даю ему кислородную подушку, слышу: «Ты не представляешь, какое счастье – дышать». Это его последние слова. С ними и ушел в мир иной». И словно окостенела…

Я тоже в ступоре. Она не могла говорить, ей трудно было дышать. Лицо сделалось малиново-красным. Она сжала виски ладонями и отвернулась к стене. Я уже пожалела, что, проявив любопытство, всколыхнула самое больное…

Она ни разу не сказала «был». Она не хотела говорить «был». Он всегда с ней...

– …А вот небезызвестный, в высшей степени замечательный Костя Литовский! Помню, пришел на первую лекцию не студент, а солнечное сияние! Что-то в его облике было есенинское. Такой светлый, лучистый. Учился, глядя в небо, не замечая земли. Бриллиант искренности и чистоты. В нем было столько жизни, столько любви к Миру! У него тут такой мечтательный вид, – радостно воскликнула Лена, внимательно перебиравшая фотографии их юности, обещавшей каждому немало счастливых минут.

«Ленка обычно не склонна обнажать свои чувства, а тут разошлась, из берегов вышла. Не созвучно это с ее характером, – удивилась Инна. – Вот что значит долго не общаться с друзьями».

– Вынуждена тебя огорчить: отмечтался Костик десять лет назад, да будет ему земля пухом. Пришел час, положивший конец его земным невзгодам. Достойные уходят слишком рано. Но нам не дано изменять порядок, установленный Всевышним, и вмешиваться в волю проведения. В юности мы считаем, что в человеческом существовании нет ничего заведомо заданного, предопределенного, а с возрастом начинаем сомневаться в полной свободе выбора. Что-то подталкивает нас… – вздохнула Кира. – Я до сих пор не могу побороть саднящее чувство утраты. С мучительным сожалением думаю, как несправедливо мало было отмерено счастья нашему Костику. Ты права: золотой души, исполненной полета, был юноша, умница, каких мало, наполненный каким-то неземным очарованием. Чистый сердцем. Отличался вдумчивым и в то же время оптимистическим взглядом на окружающих, умел восхищаться другими, язык его не знал лукавства. Годы житейских испытаний не влили в его сердце ни капли зла или желчи… только чуть-чуть горечи. С его солнечным восприятием жизни ему, казалось бы, еще полному сил, не нашлось места среди нас, грешных. Он унес с собой целый мир…

Он обогащал нас уже одним фактом существования рядом с нами. К людям относился с интересом, с любовью. Крепко стоял на ногах, всегда был готов к мужским поступкам. Не грузил окружающих своими проблемами. Мол, зачем трезвонить. Действовал только на свой страх и риск. Ему бы еще жить и жить. Сердце не выдержало. Смерть никому не делает исключения. Святые долго не живут. Сколько лет его знала, ни разу не усомнилась в первом о нем впечатлении.

– Он казался мне таким уверенным, – сказала Лена.

– Быть и казаться – не одно и тоже. Тебе ли этого не знать, – заметила Лера.

– Каждый год смерть неумолимо забирает наших лучших друзей. На каждой встрече приходится подсчитывать потери нашего неуклонно редеющего племени. Воспоминания приоткрывают бездонность наших утрат. Каких прекрасных ребят мы теряем, мир их праху, – снова горестно вздохнула Кира. – У Костика был талант вознесения взаимоотношений между людьми на небывалую высоту. Такие вот мальчишки были на нашем курсе... Все уже круг друзей.

– «Талант – единственная новость, которая всегда нова», – непонятно зачем с преувеличенными, ничем не мотивированными эмоциями продекламировала Инна строчку из стихотворения Пастернака. – «Понятие таланта – это единственная подлинность, которая не меняется из века в век», – глубокомысленно повторила она чьи-то слова. Наверное, она относила их к Косте.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза