Читаем Вкус жизни полностью

– Не знал, но чувствовал. Когда человек неизлечимо заболевает, сначала все в нем затухает, а потом вдруг появляется огромная жажда жизни. Он ярче чувствует, глубже видит, но ненадолго… Гитара затихала, умирала. Тяжко на сердце, когда не можешь помочь, когда даже доброе слово друга уже не доходит, повисает в воздухе. Этого мне никогда не забыть. Его уход был для всех нас страшным шоком. Я до сих пор до конца не осознаю, только ощущаю боль утраты. В юности были встречи, теперь все больше прощания. Я написала о нем огромную статью в местную газету. Считала это делом чести. А там целую жизнь ужали до нескольких строчек некролога. И какую жизнь!

– Боже мой, я же, оказывается, с Костиком за год до его кончины на нашей родной кафедре разговаривала. До такой степени обрадовалась! Он, как всегда, был светел, красив, обаятелен, интересен в беседе, в голосе чувствовалась полнота жизни, строил планы на будущее. Мечтал защитить докторскую. Я поняла, что он на подъеме. Мы с ним целый час проговорили, потом долго стояли на крыльце в молчаливом душевном согласии, но я так и не рискнула сообщить ему о том, что упомянула о нем в своей книге. Вот, думала, выпущу в свет, тогда и вышлю экземпляр в подарок. Удивлю… Удивила. Окончен бал, погасли свечи. И все же я спроецировала его душу на страницы своей повести, перенесла частичку его в завтра, в будущее. Чтобы помнили. Ведь верно писал Роберт Рождественский: «Пока я помню – я живу», – тихо сказала Алла.

– Сгорел Костик в три месяца. И талант от болезни не защитил. Все умирают вне зависимости от ранга и статуса. У всех нас – единственный дубль. И он достойно отыграл свою роль. «В этой шахматной партии по имени «жизнь» человек не бывает победителем, смерть всегда выигрывает». Какие обстоятельства помогли уйти ему из жизни? Кто манипулировал им? Не дают мне покоя его откровения, полные противоречивой недосказанности. Почему жизнь такая непонятная штука?

Так получилось, что угасал он на моих глазах. Какая мука наблюдать, что делает болезнь с обожаемым тобой человеком. А каково было его жене? Они так были привязаны друг к другу. Когда Костика не стало, она плакала: «Как же я теперь одна, без твоего плеча... Мы теперь в разных мирах, но я чувствую, что он смотрит на меня». Надежный был, настоящий. О семье говорил: «Вы – главные бриллианты в моей короне». – Это Лера рассказала.

«Все подсознательно боятся смерти, даже те, кому нечего терять, не с кем расставаться», – подумала Лена и зябко поежилась. Чувство необратимости случившегося заполонило ее. Ей вдруг показалось, что она знала Костика давно-давно, в том далеком, которое бесконечно длиннее ее жизни.

– А какой был друг! Будто осиротел без него Володя. Многое из того, что связывало с ним крепкой дружбой, кануло теперь в Лету...Вместе с ним ушла частичка и меня самой. Народу за гробом была тьма, сколько слез – передать невозможно. Больнее всего было родным и тем, кто знал его юным, – Кира, скрывая подпиравшее волнение, подняла глаза кверху. – Может, ожиданий от жизни у Кости было больше, чем он получил, и это его постоянно точило? Нас ведь в вузе готовили к встрече с чем-то необыкновенным. В жизни слишком много прозы, а его к солнцу тянуло, вот и сгорел до времени наш Икар.

Перед ее глазами поплыли наиболее трагичные страницы биографии друга.

– …Главное, не зря прожил. Много доброго успел после себя оставить. Ах, Костик, Костик, – тихо обронила Эмма.

«Щадящая память, раскручивая назад машину времени, выдает только добрые моменты жизни. Говорить хорошие слова надо живым. Мертвым до ваших речей дела нет», – чуть слышно сердито пробурчала Инна.

– Некоторые из нас слишком быстро ушли под нож нашего времени, но остались корни и им есть из чего и для чего произрастать, – задумчиво произнесла Кира.

– В чем высший смысл раннего ухода из жизни прекрасных людей, не успевших достичь вершины успеха и счастья? – грустно пожала плечами Галя, похоже, думая уже о ком-то другом.

– Сколько раз вроде бы совсем забытая студенческая дружба внезапно подавала признаки жизни, возникал повод откликнуться, напомнить о себе, а я все откладывала встречи на потом, быт не отпускал, и только узнав о смерти Кости, стряхнула с себя груз забот и примчалась на нашу «сходку». С тех пор вот так и прихожу сюда чуть ли не каждую субботу. – Мягкий задумчивый взгляд Милы на миг отвлекся от того, что происходило здесь, сейчас, в эту минуту, но потом она продолжила:

– Надо при каждом удобном случае встречаться и вспоминать ушедших друзей.

– Испугалась, что ждет тебя болтливая, кокетливая или, напротив, меланхоличная одинокая старость. Поэтому потребовался эликсир общения? – попыталась пошутить Жанна, надеясь развеять печали подруг, но получилось как-то неуклюже, неловко и неприятно.

Жанна сама почувствовала неуместность своих легковесных слов и добавила тихо:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза