Какая я тут тощенькая, кажется, дунь – упаду. А какие у меня тут невинные детские, искренние глаза! И притом недетская серьезность и строгость. Такой вот неожиданный симбиоз. И при этой-то внешности пятикурсники мне замужество предлагали?! Что они во мне могли тогда разглядеть? А я о замужестве не помышляла, хотела умнеть, а не взрослеть. А некоторые девчонки в общежитии поддразнивали меня, насмехались над моей подростковой внешностью. Но я не нервничала и отвечала весело, мол, в тридцать пять лет вы уже будете старухами, а я только в пору начну входить.
Какая я тогда была глупая. Помню, мама спросила меня, когда я приехала домой на каникулы: «Говорят, кто-то там у тебя в шляпе завелся». А я в первый момент удивилась странному вопросу, потому что сразу представила себе шляпу, перевернутую тульей вниз, и в ней что-то шевелится. И только через минуту до меня дошло, что она о мнимом ухажере спрашивала. Боже мой, как я всегда торопила лето, как рвалась сюда, к друзьям!
– Кто это в шляпе? Ты это о вредном старичке Михаиле Викторовиче, о котором на первом курсе поговаривали, будто бы он часто пешком возвращался вместе с тобой из университета? – спросила Лена.
– О нем, будь он трижды неладен, – сердито фыркнула Мила.
– А я почему-то в этой связи Игоря Васильевича Копытина вспомнила. Многие в него были влюблены. Еще бы! Молодой, талантливый, амбициозный, неженатый, – восхищенно произнесла Алла и даже глаза прикрыла, будто желая прокрутить перед своим внутренним взором интересные лекции удивительно обаятельного педагога по теоретической физике. – Во всяком случае, я вполне могу считать его своим первым учителем на пути осознания себя как ученого. Первые годы обучения я почитала его как Бога. Становление личности происходит через содержательное общение. А я три года в его котле варилась. Сам того не зная, своим примером он удерживал меня от многих глупых шагов, вселял в меня уверенность в свои силы и даже привил изрядную напористость. В противном случае карьера стоила бы мне много больших нервов и сил. В этом плане я благодарна ему как никому другому. Встречая на своем пути таких прекрасных людей, становишься внутренне богаче.
– Вот именно, что таких, а не всяких, – пробурчала Инна только для того, чтобы хоть что-то произнести.
– Экспериментальной физикой я увлеклась уже на пятом курсе. Но и здесь мне пригодилось все, что вложил в меня Игорь Васильевич, – закончила Алла.
– И я не могла позволить себе влюбиться в Игоря Васильевича. Я его слишком уважала и боготворила, – серьезно сказала Аня. – Может, поэтому при упоминании о нашем любимом городе я всегда невольно вспоминаю о нем.
– Город на всю жизнь становится родным, когда ты любишь одного из живущих в нем. Вот и мы со Славой здесь счастливо встретились, – вздохнула по ушедшей юности Кира, но глаза ее светились радостью.
– Рита, это твоя свадьба? – спросила Лена, подавая подруге большой черно-белый снимок.
– Моя, – смущенно зарделась Рита. – Мне тогда очень хотелось выглядеть серьезной, но мой рот сам собой разъезжался чуть ли не до ушей. У меня здесь такая глупая счастливая улыбка! Правда же? – как-то по-детски спросила она.
– Вы здесь такие красивые! Твой муженек совсем не похож на деспота, каким его представляло мое воображение. А теперь он какой? – Инна прицельно направила свои острые черные глаза.
Рита закусила нижнюю губу и промолчала.
– А это Аркаша Трушев. Какой милый! Личико круглое, лопоухое и такое отчаянно смелое. Девчонки, где он теперь? Как сложилась его судьба? Такой правильный был. Юный добрый рыцарь без страха и упрека. Мне он казался самым счастливым мальчиком на свете. Только он тогда не понимал этого. Глядя на него, я, бывало, думала: «Счастлива будет та, которую он полюбит». Этой выцветшей любительской фотографией я обязана всплывшими в один миг теплыми, немного грустными воспоминаниями юности, правда, совсем не связанными с Аркашей, – с улыбкой исповедовалась Лена. И вдруг подумала: «Я уже не способна, как прежде, беспечно смеяться по каждому пустяку, но улыбку во мне вызвать еще очень даже просто. Не затухли еще радостные искорки в душе».