Читаем Вкус жизни полностью

– После горьких Васиных слов, когда случалось вспомнить о нем, мое воображение всегда рисовало то человека, разрываемого непосильной тоской и отвращением к себе, то гордого, трагического героя, сочинившего себе прекрасную сказку, но не нашедшего ее в реальной жизни. И тогда мне бывало грустно, очень грустно… И прежде чем мне удалось найти верное толкование его словам, он ушел от нас, и теперь мне уже не кажется странным, что горечь его слов особенно ощущалась в то его последнее лето.

Не каждый мужчина может стать лидером. Надо уметь ценить и простого честного труженика, если к тому же он добрый и порядочный человек. Кому-то дано облагодетельствовать массы, а кто-то только для своей семьи царь и бог, и в том его счастье и заслуга.

– Вон Максим во многих странах побывал, на трех языках книжки в подлиннике читает. Гордится собой, для себя живет, только себя тешит, а детей не приобщил, не помог им поднять великие пласты культуры. Он сам по себе, они сами по себе. Вот и считай, кто лучше жизнь проживает, – привела конкретный пример Лиля.

– Ты же знаешь, Инна, жизнь – странная штука. Иногда слишком непосильной бывает наша любовь для тех, на кого она направлена, и тогда жар души растрачивается впустую. Ведь даже когда два человека любят друг друга, они любят по-разному. Никогда не понять до самого дна душу другого человека… Слишком много в мире и прекрасного, и омерзительного. Когда вспоминаешь, что все мы чуть-чуть верблюды, чуть-чуть «шизики» или шакалы, то многое начинаешь воспринимать проще, сочувственней, что ли. Душой…

Как-то Вася сфотографировался, принес нам фотографии и сказал шутливо, нисколько не заботясь о произведенном впечатлении, что, мол, теперь может спокойно умереть, а этих фоток хватит на все случаи, в том числе на памятник. Меня тогда мороз по коже пробрал от этих его слов. Помню, стоял он передо мной с отсутствующим взглядом, отрешенный, тихий и бормотал: «У меня было множество видений на этот счет, но я не знаю, на какие из них можно полагаться». Я не решилась пристать к нему с расспросами. Мне чудилось в его словах расщепленное восприятие мира, неспособность к нормальному эмоциональному взаимодействию с близкими людьми. «Очередные странные фантазии», – посчитала я. Это я к тому говорю, что Вася будто сам напророчил себе гибель. Последний год в нем проявлялось твердое ощущение того, что его неизбежно и очень скоро ожидает смерть.

Кира вздохнула.

– Мне, как, впрочем, и моему мужу, он казался человеком, уже вобравшим в себя всю горечь последующих еще не прожитых им десятилетий. Изо дня в день он вновь и вновь впадал в меланхолию и хоть и вскользь, но все время упоминал о грядущем своем несчастье. Он испытывал усталость, неудовлетворенность, подавленность и как-то быстро состарился. Я обнаруживала в его отчетах такие нелепицы – мы в одном отделе работали, меня приставили к нему, – собственно, не относящиеся к качеству его ума. Этим он неоднократно удивлял меня. Я сердилась, по нескольку раз возвращая отчеты, напоминала ему, что он всегда был донельзя щепетильным, призывала больше думать о расчетах, укоряла, мол, с таким же успехом его работу можно доверить начинающему инженеру, и, как следовало ожидать, отказывалась соглашаться с его странным изъяном. Работа есть работа.

Менее всего я склонна была признавать, что он по этой непонятной мне причине скоротечно деградирует. Врачи не находили болезни. Потом и другие стали замечать, что с ним творится что-то неладное. Лицо его сделалось какое-то странное, сдвинутое. Может, он на самом деле чувствовал, что обречен… Теперь, когда все связалось воедино, я иначе смотрю на многое в его неудавшейся жизни. Но ведь не вернешь ее к началу, заново спектакль не отыграешь… Я укоряла Васю, а он в эти моменты, наверное, искренне презирал себя и свою жизнь. Помню, с обидой говорил о том, что все мы разные, не скроенные по одному и тому же шаблону, как платья по лекалу пусть даже талантливого портного… Это вполне могло быть метафорой, а может, и на жену намекал. Жаль милого человечка.

Однажды шли вместе на работу. И вдруг он говорит так восторженно, так искренне, с ласковой улыбкой, что, мол, когда иногда вот так остро ощущаешь себя здоровым – ни тебе давления в башке, ни тяжести в ногах, ни колик в сердце, – хочется верить во Всевышнего и благодарить его. А через полгода будто заживо истлел. В нем заглохло даже эхо собственных чувств… Собравшись вместе – вот как сегодня, – мы с девчонками дружно сетовали о его неудачно сложившейся жизни. Жил бездарно и погиб странно. Жуткая фантасмагорическая история, которая даже заставила некоторых впечатлительных людей задуматься о влиянии высших сил на наши судьбы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза