– Можно подумать, что на Западе их «короли» что-то решают… И ты, Инна, ничем не обязана стране… Только ты у нас всегда была продвинутая – главная карта в любой игре! – всё и вся понимала и никогда не теряла почвы под ногами. Вбила себе в голову невесть что и других заводишь. Опять принялась за свое, – раздраженно, но как-то неуверенно махнула рукой Лиля. В глубине души она чувствовала себя не совсем правой, и хотя обида подталкивала ее оскорблять, ей не хотелось задевать больные струны Инны. В этом она была выше своей своенравной сокурсницы.
– Племянник моего мужа – он военный – не счел возможным присягнуть желто-голубому флагу и стал российским безработным. Карьера обрубилась, квартира накрылась. Кое-как выкручивается. В бизнес подался. Знания в военном училище получил солидные, везде можно найти им применение, – вклинилась в разговор Жанна, желая ослабить накал беседы. Она уже поняла, что Ане не удастся успокоиться до тех пор, пока кто-нибудь, более уверенный, не поддержит ее или не остановит.
– Перестройка катком прошлась не только по военно-промышленному комплексу, – заметила Галя. – Только на гражданке манна небесная в наш паек и раньше не включалась. Не сыпалась она нам с неба.
– А ты намеревалась всю жизнь находиться в утробе Родины-матери и чувствовать себя в полной безопасности? Понимаю, все подсознательно стремятся к стабильности. Только за счет чего?.. – покровительственно спросила Инна.
– Не бойтесь, девчонки! У страха глаза велики. Это СМИ раздувают каждый негативный факт, нагнетая обстановку. Были времена и трудней, а Россия развивалась. Но это, конечно, не снимает ответственности власти перед народом за принимаемые решения, – сказала Мила и понимающе переглянулась с Галей.
– Будем держаться этой версии, – засмеялась Инна. А сама уже прикидывала, как бы ей «уложить на лопатки» оптимистично настроенных подружек.
– Жизнь делается все невнятнее, все многослойнее. Опостылела она такая. Мне кажется, реформы могут быть успешны лишь тогда, когда они понятны не только начальникам, но и народу. И если кого и винить во всем, так это депутатов. Вот слушаю радио, и невольно приходит на ум: «Как же они там, «наверху», все повязаны! Не по деловым качествам, а по принципу «мой – свой». Вот поэтому все наши надежды оказываются вне зоны досягаемости, – в запале продолжила Аня. – А вот раньше…
– Смотрите, осмелела! Закудахтала! Не упустила случая! Ой, сейчас пропаду, рухну под тяжестью твоих обличений! – Инна комично схватилась за живот и перегнулась пополам. – Справедливости захотела! Этого добра у нас не водилось с доисторических времен. Не допустила ли ты оплошность? Не бухала ли сегодня с раннего утра? Это несообразно с твоим характером… Ни дать ни взять – дитя малое. Хромала бы ты отсюда куда подальше. Не зря говорят, что профессия накладывает отпечаток на психику. Был у меня муженек, в психбольнице работал. Ох, и доставалось ему от моих друзей!.. В тебе, Аня, говорит застарелый комплекс неполноценности. Душа больна, и мысли соответственно, вот и паникуешь.
«Видно, у Инны большой опыт перебранок с Аней, поэтому она подобные слова уже не считает оскорбительными. Наверное, случалось и похлеще выражаться», – подумала Жанна.
– Бывает ли у тебя когда-нибудь легкое, лучезарное настроение? Или, напротив, критическое по отношению к себе, мол, я этого себе никогда не прощу!.. Ни на секунду не ослабляешь хватки. Торопишься высказаться. Ты на меня голос не поднимай, насмешница. Нет чтобы утешить. Я знаю, о чем говорю, – неожиданно спокойно, но как-то безжизненно заговорила Аня совсем о другом, но очень ей близком. – Недавно проводила, если можно теперь так выразиться – на общественных началах, с учениками вечер, посвященный творчеству современных физиков, так такого наслушалась от детей, что даже растерялась. Не готова я была отвечать на их выпады.
– Не может быть, – вежливо удивилась Инна. И эта ее вежливость тоже имела унизительный подтекст. Но Аня в тот момент вся была под впечатлением неожиданных мнений школьников.