И тут Лера подала голос, не предвещавший Инне ничего хорошего. Она редко теряла самообладание, а тут закипела.
– Но-но, Инна, не так зло. Ну что за безобразная сцена! Твои слова как плевки.
– А твои как розы? – огрызнулась Инна.
– Не заводись, оставь Аню в покое, она не заслуживает твоих шпилек. Я не позволю тебе говорить с ней в таком тоне, и об этом тебе не стоит забывать, – грозно предупредила Лера. – Сделала разведку боем, и хватит. Ты не слишком разборчива в выборе выражений. Твое ехидство здесь совершенно неуместно. За всю жизнь ты так до конца на своей шкуре и не прочувствовала чужую боль от твоих ироничных и клоунских выпадов. Счастлива, что всех превзошла в этом виде «искусства»? Сознание пусть даже мелкой вины тебя никогда не тяготит и не омрачает? В тебе осталась хоть капля доброго чувства? На что тратишь силы? Все ищешь, чем бы подсластить свою никчемную пенсионерскую жизнь или чем бы опорочить, изгадить чужую? Уму непостижимо! Не слишком ли часто и не к месту ты даешь волю своему острому языку?.. Собственно, удивляться тут нечему… Советую перенести свое внимание на себя, – хмуро одернула Инну Лера, не позабыв, пусть даже завуалированно, уколоть ее хотя бы одним словцом.
Она редко, но жестко и прямолинейно становилась на защиту подруг. «Эти слова защиты стоят многих Инниных издевок и упреков», – обрадовалась Аня и улыбнулась Лере.
– Какая трогательная забота! Еще в детстве я устала от добрых советов, – выслушав сердитую отповедь Леры, беззлобно ответила Инна и тут же жестко пошутила, тихо, нарочито спокойным тоном, с бесстрастным лицом, но так, что у Ани мороз по коже пробежал:
– Есть советчики, а бывают антисоветчики.
«Вот и понимайте мои слова как хотите», – усмехнулась она, довольная тем, как изменилось лицо Ани, которая испуганно подумала: «Ее шутка вызвала у меня образ намыленной веревки. Я ее почти физически ощутила. Может, из детства рассказ воспитательницы о моем отце бессознательно вспомнился?.. Его немцы замучили, а свои долго еще числили в изменниках Родины. Тогда и вошел страх в мою кровь. Мне в детдоме издевок доставалось сверх головы. Моя жизнь там из-за чертовой парторгши была земным хождением по мукам, сравнимым с дантовыми кругами ада… Но откуда Инка прознала об этом? Зачем непереносимо давит?.. Везения – этого благоволия судьбы – мне не досталось, я и так обделена личным счастьем, а тут еще она душу травит. Превзошла самоё себя… офонарела. Совсем мозги набекрень сдвинулись. Специально сказала об антисоветчиках, чтобы напугать? Я бы не отважилась так доводить кого бы то ни было…
Нет, Инка не могла знать происходящего в моем детдоме, где каждый год по количеству отрицательных эмоций и впечатлений был таким, что мог вместить десятки неудачных судеб домашних детей. Она не знала болезненно-звериного чувства голода, не радовалась милостыни, сунутой на ходу незнакомым человеком из сочувствия к горестной детской судьбе, не ожидала хотя бы от кого-нибудь доброго слова, взгляда, прикосновения. Ей не понять, что сердце может болеть и кровоточить куда сильнее, чем мозоли на загрубелых ободранных руках. Не снизойти ей до глубокого осознания чужой беды… На беды у меня легкая память? А Лена? Сама ведь живет под двумя знаками обреченности: детдомовца и однолюба, могла бы вступиться, защитить. Насколько я помню, в ее силах утихомирить подругу детства. Всем известна длинная история их искренней, хотя и странной дружбы. Слишком уж они разные».
Лена недовольно покосилась на Инну, но вслух больше ни слова не произнесла. «Я что, надзирать за ней должна? Неужели за несколько лет нашей разлуки Инна стала такой зловредной? Скорее всего, она не знает сложной родословной Ани и просто вслепую поддразнивает ее, раззадоривает, чтобы было в чём разгуляться неудержимому языку. Сморозила глупость и не желает в этом сознаться даже себе. Ведет себя ну совсем как малый ребенок. Нет, не поднялась бы у нее рука резать по живому даже в запале. Просто от нечего делать плетет канитель из правильных слов и неправильных смыслов…
Разве что в отместку? Злопамятная. В таких случаях отпускает тормоза. Припомнит все свои унижения и не успокоится, пока морально не добьет. Но Аня не может никому напакостить, не станет никого подстрекать, науськивать. Как о ней говорили на первом курсе? «Наивная, но не глупая. Молчаливая, но не бессловесная, и все-таки такая беззащитная!»… И этикой Инна себя не утруждает. Не верю ушам своим», – удивилась Лена.