Вкус жизни

Кира остановила Инну жестом и с настойчивой мягкостью продолжила рассказ.

– Да будет тебе известно, Дина никого не хотела обижать своими амбициями, ни себе, ни другим эпитетов не раздавала. А если прилипало, так прилипало. И с этим нельзя не согласиться. Она – красавица, она – царица Диана! Так ведь назвал ее наш историк? – добавила, немного волнуясь, Кира.

– Ангелы рукоплещут ей с небес! Какой чести удостоилась! Еще бы, имя ко многому обязывает, – громко, с истеричной ноткой рассмеялась Инна.

Безошибочно почувствовав непонятную расточительность отрицательных эмоций своей давней подруги, Лена рассудила: «Сбывается пророчество Киры… Каждый человек в любой компании выделяет одного непохожего на остальных, а здесь наверняка все выбрали Инну. И она это чувствует и сопротивляется. Инна привыкла радоваться и расстраиваться одинаково энергично и искренне, поэтому ее не понимают. Справедливости ради надо отметить – перегибает Инна в оценках чужой жизни. Питает особое пристрастие к преувеличению. Послушать ее, так Дина и взаправду… монстр. Имея грустнейший опыт своей жизни, могла бы и мягче выражаться. Ведет себя совсем как ребенок: чем больше боится, тем яростней нападает. Не всех личные беды делают сострадательными. Непросто устроена жизнь человеческой души. Зачем она отпугивает от себя друзей? Для нее стремление любым способом доказывать свою правоту связано с желанием создавать в себе приток адреналина?»

Помимо желания в Лене все-таки тлела досада на подругу.

Эмма опять уставилась на Инну испепеляющим взглядом. А та не смутилась, с удивлением обнаружив, что ей приятен даже такой повод обратить на себя внимание.

«Нет, вы только подумайте, мало того, что хамит напропалую, так еще ударяется в крайности и врет. Лгунья, притворщица, насмешница. Нет, чтобы порадоваться за сокурсницу, воздать ей должное», – мысленно возмущается Аня.

– Все студенты как один впивались в Дину глазами. Умела она владеть ситуацией, держать внимание ухажеров своей стремительностью, легкостью, изяществом слова… И ее маму я знала. Прекрасный человек, редкий специалист… Не надо завидовать. Не будем трогать эту семью, – строго, как школьницу, осадила Кира Инну.

– Ну, уж этого про меня никак нельзя сказать! Никогда завистью не страдала и в мыслях не держала. Сия чаша меня миновала. Я на такое просто не способна. К зависти мои слова не имеют никакого отношения. Меня воспитывали не стесняться бедности, довольствоваться скромным достатком. Но – ха! – я не испытываю острого желания припасть к руке Дианы. В чем ты меня еще обвиняешь? Можно подумать, я провинилась перед тобой, – надменно заметила Инна, обозревая сокурсниц. И обиженно забурчала:

– Я выступаю за справедливость. Я на самом деле до сих пор не понимаю, что в Дине такого особенного находили ребята.

– Их притягивала ее респектабельность. Мы-то на ее фоне были несколько простоваты, – предположила Лиля.

– Ее красота не вызывала во мне отклика. К тому же Дина мне казалась полноватой. А эта ее ленивая нежная небрежность и насмешливая снисходительность и странные неожиданные короткие вспышки недовольства и гнева! Веселая и общительная? Ей ли, богатенькой, не быть веселой и беззаботной!.. Отчего же они штабелями вокруг нее падали и тупо не сводили с нее глаз? Некоторые девчонки на фоне блеска Дины даже начинали стесняться себя, остро ощущая свое несовершенство, и еще активнее впрягались в учебу или общественную работу, чтобы как-то выделиться… А это ее кокетливое недовольство жизнью, чего оно стоило? Рисовалась, сохраняла таинственное достоинство личности, – с натянутым смешком закончила Инна.

Она говорила не церемонясь, не считаясь с чувствами хозяйки дома. И думала не менее резко: «Говорят только отфильтрованными, отредактированными и проглаженными фразами. Их истинные мысли не подлежат вскрытию и не предназначены озвучиванию. Как же иначе? Они же могут обидеть, оскорбить. Никто из них не отваживается, а я не боюсь выражать свое мнение».

– О штабелях надо было спрашивать у самих ребят в те незапамятные времена. Сейчас, наверное, они уже не смогут вспомнить, что их так притягивало в Дине. Это уже подернутое паутиной прошлое, – чуть лукаво рассмеялась Жанна. – Я лично не чувствовала себя неполноценной рядом с ней, меня не волновали поклонники Дины, у меня с первого курса был свой круг обожателей, который не пересекался ни с чьим.

И всем присутствующим сразу стало ясно, что Жанна спокойна, уравновешенна и довольна своей судьбой.

«Задним числом несложно приписать себе серьезность и расторопность, которых наверняка не было в студенческие годы. Приятно думать о себе как об очень умной и удачливой», – мысленно проворчала Инна.

– …Дина стала русским брильянтом в датской оправе. Ничего не поделаешь – любовь, – вздохнула Рита, и ее темные глаза увлажнились.