Вкус жизни

И даже страсть Лены к наблюдениям после монолога Инны на некоторое время замерла в ней. «Виртуозно выруливает на нужное ей направление. И не сказать, чтобы при этом сильно смущалась… Ей ли доискиваться до истины в чужой судьбе? Это же путешествие в незнаемое», – озадаченно думает она о подруге и незаметно пытается делать ей предостерегающие знаки.

– А может, давнишней мечте Дины и впрямь суждено было осуществиться и она безмерно счастлива без слез и раскаяния, – мечтательно закончила Жанна язвительную речь Инны, пытаясь смягчить накал разговора.

Она чутко держала сторону хозяйки дома. Мнение Киры казалось ей достоверней и важней ее собственной памяти, и поэтому она тут же подумала: «Неприятное направление принимает наш разговор. Зачем Инна втягивает нас в свои бредни? Ей хочется выпендриться как подростку? Так и норовит погладить кого-нибудь против шерсти. И это называется наслаждаться беседой на равных? Строго говоря, чистое безумие продолжать Инне препирательство. Она не вправе понуждать Киру к откровенности. Все-таки шило у нее в некотором месте. Пришла в гости и платит хозяйке черной неблагодарностью. Это бестактно по отношению к Кире. Отравляет всем хороший настрой… Вопрос здесь, наверное, в другом: как и в былые годы, все у нее сводится к деньгам.

Тоже мне прорицательница выискалась. Почему она не в духе? В ней, как и в юности, говорит тревожная зависть к женщине, до бесспорной элегантности и блеска которой ей явно было не дотянуться. Причину этой неприязни, наверное, стоит искать не только в теории всеобщего соперничества… Кондовой Инка стала, совсем потеряла способность мыслить парадоксами. Раз перестала понимать юмор, значит, стареет. Так ведь можно и честь, и совесть, и справедливость оставить за воротами жизни – невоспринимаемая мысль для людей нашего поколения…

Я бы не отважилась вторгаться в личную жизнь подруг. На то она и личная. Попробуй я вмешаться... А если Инка разойдется – так мало не покажется. Можно подумать, до ее мозгов цивилизация еще не добралась или не застала их дома. У нее и меня повернется язык обсуждать. То-то ей счастье будет размяться на новенькой, если я не смолчу. И гореть мне в адовом огне ее измышлений, особенно если захочет столкнуть лицом к лицу с недоказуемым прошлым. Стать предметом ее пересудов – это уж слишком! И ведь ничего не предпримешь ей в пику. Ведет себя, точно неуязвимая. Разве ее переговоришь-переиграешь? Увы, нет… Не хватит мне духу с ней воевать, пусть другие ставят ее на место. Мне в таких ситуациях проще передвигаться на цыпочках и подальше от нее. А почему бы и нет? Собственная незамаранность мне дороже.

Мне не в чем себя упрекнуть. Мое дело маленькое, я предпочту помалкивать, не задевать дикого вепря. В этом мое преимущество и моя польза для нашей компании», – подумала Жанна, решив таким образом обезопасить себя на все непредвиденные случаи сразу. Она стала успокаивать себя и настраивать на положительный лад привычными, проверенными временем словами тренинга: «Что бы Инна ни сказала, настроение она мне не испортит».

– Инна, ну зачем ты так? Без ножа меня режешь. Я не разделяю твоей убежденности. Думаю, Дине хватит мудрости и любви к прошлому, чтобы, если представится возможность, с радостью встретиться с нами, – укоризненно заметила Кира с невероятной деликатностью в голосе и посмотрела на Инну печально и задумчиво, точно страдая от тайной боли за свою сокурсницу, которая бередила ей сердце. Она тут же подумала: «Наверное, неожиданное появление Дины вряд ли обрадует Инну. Ну и пусть, не для нее приглашала».

– Помяни мое слово, если… – снова нарушила Инна едва обретенное равновесие. Но ее уже никто не слушал, потому что Лена радостно воскликнула, осторожно вынимая фото из дугообразных уголков старинного альбома.

Антон

– А вот и Антон – всеобщий любимец! Он, как всегда, рядом с Диной. Они друг друга стоили, были звездами одной величины. Удачно сложилась его судьба? Помнится, он обожал Дину, на коленях перед нею стоял, преподнося трогательные свидетельства своей любви с таким видом, словно дарил ей свое счастливое сердце, с ума по ней сходил, буквально из кожи лез, чтобы угодить ей. Ее оценки во всем для него были определяющими. Бог свидетель, как-то сказал мне грустно: «Я связан по рукам и ногам одним только фактом ее существования… Настоящей любви не страшны ни разлуки, ни беды».

Когда на лекциях он смотрел на Дину, на лице его была такая счастливая, застенчивая улыбка! В ее сиянии хотелось воспарять в грезах. Это его ощущение прекрасного юношеского счастья я сохранила в себе навсегда. Он для меня так и остался на пьедестале… Я только могу догадываться, насколько важную роль в его жизни играла любовь.