Читаем Вкус жизни полностью

– Напротив, Антон был один из тех немногих, которые не боятся сильных умных женщин. Он дружит с ними, – возразила вошедшая в комнату Мила.

– Если он их использовал, то хорошо устроился, – хмыкнула Инна, довольная невольной подсказкой.

– Не можешь без пошлостей! – рассердилась Мила.

– Наверное, надо быть мужчиной, чтобы понять Антона. Существует магнетизм талантливых людей, в них влюбляются, и ничего тут не поделаешь. А влюбленности гениев интересны тем, что под влиянием чувств у них возникают талантливые идеи или создаются прекрасные произведения искусства. Я, например, скорее полюбила бы талантливого, нежели красивого, – простодушно заметила Жанна, совершенно не желая унизить Инну своим замечанием. – Умная женщина, наверное, уцепилась бы за Антона обеими руками. От такой просто так не отмахнешься.

Реакции Инны на слова Жанны не последовало. Она торопилась высказать свое мнение:

– Едва ли надо говорить, что он в женщинах искал радость и сладость, а они в нем опору. Не сходились их помыслы. Разное исповедовали. Он – нарцисс, и в этом его несчастье… Никто не удержал его ни опытом, ни безотказностью, ни пышными или изящными формами. Ему хотелось от них только телесной любви… Для очистки от грехов его идеального образа – а они, несомненно, за ним водились – нам только не хватает средневековой церкви с ее индульгенциями, но для этого надо очень даже напрячь воображение, – с притворным вздохом закончила свой монолог Инна.

Вошедшая при ее последней тираде Рита взвилась, буквально взорвалась громким негодующим шепотом:

– Как можно опускаться до таких примитивных сплетен?! Кто тебе сказал такое? Передай им мой «горячий»… очень «горячий» привет!.. Так, всё! Хватит, достала! Может, ты это всё из собственного опыта вывела?

– Да уж не из твоего серенького, – пробормотала Инна как бы для себя, но опять-таки, чтобы слышала Рита.

– Не пори горячку и не раскручивай моховик недовольства тобой. Не умствуй там, где нужна мудрая простота. Мне гадки твои измышления. Я чувствую себя так, будто это меня ты всю вывернула наизнанку. Не приписывай Антону манеры ловеласа. Это уж слишком!

Ты прекрасно знаешь, что Антон – самый чуткий и совестливый из нас, но его семейное счастье возможно только при наличии единства физического, духовного и эмоционального. Его-то он и не находил, а из насильственного альянса ничего путного выйти не может. И он это понимал. Не торопись наказывать людей. Как говорится, оторванную голову к месту не приставишь. И вообще, подумай, может, не судить, не осуждать и впрямь будет мудрее? – с притворным, но ядовитым смирением добавила она.

Рита никак не могла успокоиться, терла подбородок, резко встряхивала головой, будто дирижировала возникающей в ней бравурной музыкой.

– Духовные поиски? Одно другому не мешает. И так, и этак их можно повернуть… – весело ухмыльнулась Инна.

– Искрометное суждение! Одни пошлости в твоей голове. Моя позиция в этом вопросе категорично однозначна, – вспыхнула Рита.

– Ах, ах! Мое общество для тебя недостаточно изысканно! – вскрикнула Инна так громко, что недоуменно умолкли и растерянно опустили глаза в пол две соседки по столу, Мила и Аня, те, что сидели рядом с Жанной. А Кира, на минутку остановившаяся за спиной Риты и успевшая услышать отповедь обиженной однокурсницы, с суровым состраданием взглянула на Инну, но промолчала, чтобы не разжигать страсти вокруг имени всеобщего любимца. Она старалась угадать дальнейшую линию поведения Инны и только на миг приподняла руку, точно желая остановить ее, пока та не сорвалась окончательно.

«С раннего детства нас приучали держать свои чувства в узде, многословную восприимчивость души загоняли до полного бесчувствия в тесные рамки стыдливого умолчания. И в школьном детдоме у меня был девиз: «Вижу, но молчу». Так легче было выживать... А влюбившись и утешившись призраком телесной близости – на миг соприкоснувшись коленями или руками, – мы вдруг понимали, что есть на свете чувства, из-за которых стоит жить, но умело маскировали их хорошими манерами... Ну и что? Если восстановить в памяти череду жизненных событий, разве строгое воспитание помешало нам? Ведь нет же?» – думала Кира, неодобрительно поглядывая на Инну.

Рита, сжав свои руки так, что ногти вонзились в ладони, думала раздраженно: «Что-то не припоминаю я за Антоном перечисленных подвигов. Опять вылезает из всех щелей эта инкина невыносимо вульгарная претенциозность!.. Ни сплетни, ни фантазии в ней надолго не задерживаются. Странная у нее мораль. А какая готовность и способность защищать свои собственные «нравственные» основы! Не дают ей покоя чужие лавры, не остается сомнений, что иронией она прикрывает свое гнилое нутро. В своих бесчисленных авантюрах она приобрела довольно сомнительную репутацию, и сейчас, похоже, ее переполняет страстное желание столкнуться со мной лицом к лицу. Зачем? Если изголодалась по роскоши общения, так смени амплуа из уважения к хорошей компании. На худой конец, могла бы утешиться другим способом и в другом месте…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза