Вкус жизни

А недавно я ему напрямик врезала: «Ты уже не способен ни причинить женщине боль, ни доставить ей удовольствие. И витрина твоя в достаточной степени поизносилась, а повадки все те же. Так и живешь, перебиваясь с серединки на половинку кое-чем и кое-как? Приплачиваешь дамам, чтобы они смеялись над твоими шуточками?» Кровно обиделся. До сих пор не разговариваем. Как-то жаловался моей подруге – видно, в оправдание, – мол, свобода, наверное, и есть самый худший вид неволи. Мол, жена разрешает, а я уже не хочу. Может, теперь мне ее с гаком хватает?» А сам по привычке так и стреляет глазами. И манерничает. Все-таки есть в нем что-то чисто женское. Не знаю, как там у него по мужской части – наверное, все давно паутиной заволокло, – но вот что уж точно, так это то, что для лести его уши пока еще вполне открыты и свежи.

Знаешь, на ком Вадька женат? На Варе. Не смогла она забыть свою первую любовь – преподавателя. Помнишь, со стройотрядом в тайгу из-за него комаров кормить ездила. А судьба ее с Вадимом свела уже в НИИ. И кто бы мог подумать? Сюрприз, каприз природы… приговор судьбы.

– Видно, злой рок давно замыслил эту шутку. Зачем он женился при такой патологической склонности к непостоянству?

– Для ощущения нормальности. Его выражение.

– А что его держит в семье?

– Уют, какая-никакая забота. Разводы в его жизни уже случались. Были и пеленки, и вопли. Не желает он больше повторять пройденное, хоть и ученик никудышный. Устал. Языком теперь в основном треплет, вспоминая молодые беспутные годы. Его даже мужчины не одобряют, посмеиваются над ним. Мол, старик с явным перекосом. Ему всегда хотелось свободы, радости, любви. Море любви без трудностей, без работы души. Кто же такого стерпит?

«Набита Инна чужими тайнами. Только какие же это тайны, если по секрету всему свету?» – усмехается Лена.

Теперь Лена слышит обращенный к ней голос Киры:

– А ты про Николая слышала? Был прост и прям, как кол. Ненавидел – может, только внешне – свою провинциальную укоренённость. Тут был, вероятно, и какой-то расчет – хотел произвести прогнозируемое положительное впечатление на преподавателей. Помню его шуточку в свой адрес: «Судьба обидела внешностью. Я один из тех, кого без специальных примет не опознаешь. Физиономия подгуляла, конечно, а так – я ничего. Хорошо подготовлен к преодолению препятствий и трудностей. Мозги при мне, а это главное».

Первое время незаметным бананом прикидывался, хотя мог произвести и благоприятное впечатление. Любил примерять на себя маску простачка, увальня, недотепы, чтобы как-то немного подбодрить себя. Долго не раскрывался. «Поспешай медленно» – была его любимая поговорка. Скромен, осторожен был в словах. Ему не хватало вкуса, но он учился. Говорил, мол, я могу себе позволить желать чего-то добиться, но вот удастся ли воплотить желаемое, это совсем другой вопрос. К нему и не приставали. А он просто хотел остаться самим собой. Трудно пробиться к человеку, если он сам того не хочет.

– Как он этим был невыносим и этим же особенно мил, – воскликнула Аня.

– Надо заметить, речь его отличалась изысканностью, что редкость для выходца из крестьянской семьи. Видно, много читал, стремясь выйти на другой уровень. Шутил, будто рад, что за упорными занятиями не скоро догадался о существовании другой жизни, полной удовольствий. Не отдавал дань карточному безумству, не запил, не загулял. Видно, успел к тому времени повзрослеть, поумнеть, поэтому и не скатился в пропасть, как некоторые. Он не был украшением нашего курса, но упорством и трудолюбием добивался иногда большего, чем талантливые лодыри. Напряг все, что можно, в себе и достойно закончил университет.

О женщинах говорил только возвышенно и чисто. Может, и были на его счету любовные истории, но он никогда о них не распространялся. Девчонки со страшной силой вились вокруг него. Чувствовали в нем уравновешенность, надежность, добротную провинциальную закваску, целомудренный мир неподдельных чувств, ни с чем не сравнимый по свежести и искренности. А он будто назло всем женился на своей, деревенской. Она пять лет его ждала.

Мне достоверно известно, что, получив диплом, он надел погоны. В четырех тайных войнах участвовал – теперь это уже не секрет, – не раз висел на волоске от гибели. Есть сведения, что дослужился до чина полковника, а когда уходил на пенсию, оказалось, что нигде не служил. Ордена и медали есть, а места службы нигде в документах не указаны. Долго боролся с несправедливостью. Добился. Тем, кто шли за ним, легче было. Он расшевелил чиновничий муравейник, сломал их беспредел. Но замечателен он не только этим. Встретила его недавно. Жив, здоров, доволен жизнью. Утверждал, что достиг даже большего, чем надеялся. Уже будучи на пенсии организовал небольшое предприятие, и вовсе не для того, чтобы разбогатеть. Людям рабочие места предоставляет, не обирает их до нитки, как некоторые. Ценят, уважают его.