Вкус жизни

– Недостаточно отвечать запросам времени, надо еще уметь противостоять ему, – припечатала Риту Инна. – Хорошо, что ты не подделываешься под вкусы непредвзятого читателя. Твои книги в метро в полусонном состоянии не почитаешь. Они требуют душевного взаимодействия с героями. В них что-то приходится домысливать, что-то читать между строк. Но мне больше нравятся забавные, пикантные, приятные темы, – добавила она.

– Удаются стихи потому, что ты много знаешь о жизни. Не сахарно, не причесанно пишешь. Молодым полезно почитать о грустном. Пусть задумаются о себе, о тех, кто рядом с ними.

– На одном легком чтении оскотиниться можно, – сердито пробурчала Эмма, на минуту оторвавшись от разговора с Кирой.

– А где же так необходимая мне критика? Хвалу надо приправлять перцем и горчицей, – пошутила Рита.

– Удел специалистов разбирать произведение по косточкам. Мы выражаем чувства, которые вызывают твои стихи, – ответила Лиля.

– Продолжайте хвалить, не отвлекайтесь, – пошутила Инна.

– Главная тема звучит громко и тревожно. Пресловутая пестрота и теснота деталей оборачивается избытком страшного, рвущего душу прошлого, – будто оглянувшись на свое детство, вздохнув, сказала Кира.

– Создающего упадническое настроение. А как же созидательность, оптимизм? – дополнила Инна слова Киры своим видением стихов Риты. – Я со всей страстью критикую только то, что люблю, к чему небезразлична. Видишь, как стараюсь, – не преминула шутливо добавить она. – И все же мне больше нравится легкая, непринужденная игра ума писателя, наполненная высокоинтеллектуальными, но не заумными философскими раздумьями.

– Первое, что напрашивается тебе ответить, так это то, что время, когда у меня было желание и эмоции легко и ярко воспеть жизнь, упущено навсегда.

– Это и понятно. Как бы сказать короче, чтобы «не растечься мыслью по древу» В юности утренняя роса казалась брильянтами, подарками природы, а в старости – слезами уходящих лет... Вот ты пишешь и, наверное, думаешь, что ангелы будут плакать, если ты займешься чем-нибудь другим.

– Ставлю сотню против рубля, что тебе «ржачка» и перевертыши ближе, – буркнула Лиля.

– Позор на мою седую голову! – рассмеялась Инна, небрежно тронув рукой свою прическу без единого седого волоса, – А тебе тонкий юмор и легкая грусть Чехова претят. Тебе надо, чтобы, с пеной у рта негодовали, чтобы эмоции разлетались фейерверком!

– Не в масть, Инна. Хватит цепляться ко всем, – остановила ее Лера. – Ритина первая книга не верх оптимизма, и, тем не менее, она светлая, добрая, чистая. Тебе бы призму в голове поменять или линзы в глазах перефокусировать.

Замечание получило одобрение подруг.

– Инна, а ты откуда узнала о хобби Риты? Она же его не афишировала, – спросила Мила примиряюще.

– Она пресс-релизы от секретных агентов получает, – пошутила Жанна.

– Носом учуяла, – рассмеялась Инна. И добавила: – Вот ты, Рита, копаешься в печалях и невзгодах, одолевающих детей, поешь гимны добру и справедливости, призываешь верить, надеяться, а ведь мир такой несправедливый!

– Как же без надежды?.. Многого самого грязного в своих книгах я недоговариваю. Не хочу нести детям чернуху.

– Обнаруживаешь тенденцию обходить острые углы?

– Когда пишешь, надо думать не только о том, что сказать детям, но и о том, чего не сказать. «Даже в таком урезанном виде ко двору ли приходится моя печальная правда? – беспокоилась я.

– Это вопрос таланта и ситуации. Случаются и прескверные вещи. Но у тебя все к месту, – успокоила Риту Лера.

– Первая книга вызвала оглушающий эффект? Ну как же, глас маленького детдомовского народа!

– Сенсация живет мало. Важно, чтобы произведение долго служило людям, – остановила Инну Лена.

– Мне кажется, эта книга пока лучшее из всего мною написанного. Уже четырежды переиздавалась. Не знаю, какая судьба ждет еще недописанную…

– Твое творчество нравственно, а значит, креативно. Это главный критерий, – четко обозначила свое мнение Эмма.

– Рита, я уважаю твою позицию, но тебе следует снять табу – запрет с души – и дописать опущенные жесткие главы, – небрежно посоветовала Инна.

– Сейчас разуюсь и побегу дописывать… Оставляю это тебе. Собери мозги в кучку и посоображай конкретно. Нарисуй картину нашего детства крупными яркими мазками, – пошутила Рита. – А мне достаточно того, что я пишу о том, как трудно юному доброму сердцу во взрослом мире, когда жестоко ранят самые, казалось бы, простые поступки, и о том, что будет оно, это сердце, мучиться, пока само не окрепнет, пока душа не покроется защитным панцирем.

Я хочу видеть в своих читателях собеседников, людей небезразличных. Пусть почитают и что-то о себе поймут.

– Чушь городишь, – сразу всё поняв по Ритиной улыбке, упавшим голосом пробурчала Инна тихо, чтобы не слышали другие, и насупилась. – Мечтаешь увидеть в моей «писанине» что-то совершенно непотребное?

– Да ладно тебе, не дуйся, – попросила Рита.

Инна тут же вздернула подбородок вверх. Чем-чем, а лицом управлять она умела превосходно.

– Меня волнует трагическая поэзия твоих строк. В них особая, смелая экспрессия образов, – сказала Эмма.