Читаем Вкус жизни полностью

– Книга честная, выстраданная. В ней широкий спектр детских переживаний. Она для детей, но далеко не детская. Читая ее, о многом передумаешь. Обогащаешься не только знаниями, но и чувствами, – подтвердила Лиля. – Только поистине внутренне свободный человек может позволить себе такую открытость.

– И все-таки в каждом творении для детей должна быть доля волшебства. Не набрасывай узду на разыгрывающуюся фантазию, раскрепостись. Подстегни себя, выпусти на волю дух свободы. Я чувствую, у тебя его предостаточно, – не отступала Инна.

Рите вдруг припомнилось из детства: «… Прочитала полстранички из Рэя Брэдбери и поежилась от странного, мощно давящего на мозги незнакомого ощущения холода и неприятно пугающей мистической таинственности, властно затягивающей в темные, зловещие, глубинные недра сознания и… нанизывающей на крючок. Голова будто не желала осознавать прочитанное. Она отторгала. Не хотелось думать, боялась… Казалось, если впущу в себя эту мистику, глубоко вникну, прочувствую его строчки, то шизанусь… Я будто балансировала на весах Фемиды: перевернуть – не перевернуть следующую страницу, закрыть – не закрыть книгу. Огромным усилием воли отложила ее. Она пугала меня до тех пор, пока я не убрала с глаз долой.

…А может, то был не Брэдбери. Книжки, «проглоченные» на бегу или ночью, подчас были без обложек, случались отдельные, вырванные откуда-то страницы… Позже думала: «Как у автора получается обычными словами так влиять на мозги? В чем состоит это влияние? Как достигается? Неужели особым чередованием слов? Он гений? Он психически неадекватен или я?.. В моей жизни уже был случай подобного ощущения от музыки. Я тогда тоже испугалась острой глубинной боли в голове, странного давления на мозги и убежала… Может, только я чувствую этот жутко странный, дикий, нечетко осознаваемый страх возможности сдвинуться по фазе… или выйти на особый уровень восприятия чего-то, что недоступно другим… Нет. Помнится, Саша тогда тоже сидел в ленинской комнате бледный, какой-то испуганный… и он тоже выбежал вслед за мной.

«Нет, мне это не нужно, это не мое! – воспротивилось все мое существо. – Я никогда не рискну окунуться в столь неведомое, такое пугающее. Не хочу экспериментов над собой…» Мне было двенадцать, но уже тогда, будучи ребенком, я поняла, что должна защищать свою, возможно слабую, психику, свой разум, потому что он – самое главное, что есть во мне. «В своих фантазиях я уплываю далеко, но не ухожу за пределы. И мои фантазии всегда добрые. Когда вырасту, я буду писать для детей рассказы, оберегающие их, помогающие им легче войти во взрослую жизнь».


– Волшебство присутствует. Дети сами придумывают себе мир, в котором им свободнее дышится, интереснее живется, – громко заметила Аня, вернув тем Риту в реальность. – Их немножко подтолкнешь в нужную сторону, а остальное они сами дорабатывают своей фантазией.

– …Иногда я переживаю: не слишком ли моя книга откровенная?

– Любая искренняя книга похожа на обнаженного человека, который сам себя привел к кресту, – тихо сказала Лена.

– Может, когда иссякнут сюжеты, я примусь фантазировать, а пока мне не удается объять необъятное своей жизни и судьбы моих друзей.

– Вряд ли ты возьмешься за фантастику. Жизнь – неисчерпаемый, неиссякаемый материал, – сказала Алла.

– Я бы юмора добавила. Юмора много не бывает. Люди без чувства юмора – враги радости, – сказала Инна.

– В детдомовской жизни? – уточнила Рита. – Не к месту в этой книге расточительное многообразие фейерверков юмора. Ничто так не ранит, как неискренний смех… К тому же юмор – дело молодых, а мне теперь ирония ближе и милее, – добавила она с грустной усмешкой.

– Кажется, Оскар Уайльд сказал, что на свете нет ничего смешнее правды, – обронила Лена.

– Эта книга – сведение счетов с обидчиками из твоего детства? – фыркнула Инна.

– С таким подходом к литературе для тебя и вся классика – сведение счетов авторов с личными врагами и с государством… А большего ты не узрела? В тебе в неявной форме обнаруживается пренебрежение к людям с гуманитарными наклонностями.

– Ты веришь, что от твоих книг мир станет чуть добрей? Какая трогательная иллюзия!

– Книги в детстве вылепили меня.

– Теперь этим занимаются компьютер и телевизор.

– Надо в первые годы жизни ребенка одержать победу над этими монстрами, удалив их как можно дальше, и только в качестве награды позволять малышу смотреть наши прекрасные мультфильмы и детские фильмы.

– У тебя испортилось настроение?

– Разве что совсем чуть-чуть… твоими стараниями.

«По привычке жалит или на самом деле ей не нравится то, что я пишу?» – озаботилась Рита.

– …А мне, Рита, приятен твой особый строй простых фраз, восхищает лиризм описаний природы. Эти жемчужины разбросаны по всему произведению. Ты будто стихи в прозу переводишь. В них поэтическое благозвучие и музыкальность, приметливость и точность физика. Я читала твои книги внукам. Язык ни разу не зацепился за слог, – сказала Галя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги